Бешеные деньги - Александр Белов

Голос Хохла он теперь, после недели непрерывного слушания,узнал бы среди гомона любого размера толпы. Йорсту даже снились хрипловатыеинтонации Хохла, а ошибки в его речи могли стать содержанием нового словаря.

Вместо по`нял Хохол говорил поня`л. Вместо центнер – цетнер.Доставалось от Хохла и родному городу Йорста, который Хохол упорно называлАпсердамом.

Скрывался Хохол мастерски. Ни внешние мероприятия, ни анализтелефонных переговоров не могли пока дать возможности схватить его «зазадницу». Последнее словосочетание из лексикона Хохла Йорсту чрезвычайнонравилось. Ему безумно хотелось, чтобы Хохла именно что «схватили». Хотя бы,чтобы он прекратил издеваться над прекрасным, старинным и любимым Амстердамом!

– Сибирь по тебе плачет! – объяснял Йорст Хохлу ввоображаемом разговоре, жалея, что тот не может слышать его. Чтобы оценитьпостановку фразы и безукоризненный выговор. И добавлял из намертво заученного вуниверситетские годы: – Небо с овчинку покажется.

И еще:

– Поедешь, куда Макар телят не гонял.

Заканчивал Йорст односторонний разговор любимым выражениембывшей подружки Веры. Как и многие русские знакомые, она обожала ввернутьфразу-другую из старого советского фильма:

– Тебя посодют, а ты не воруй!

А Хохол орал тем временем в трубку:

– …цетнеров коню под!… Завтра же… твою мою… Я ж тебе,козел,…поотрываю!

И – почему-то ни слова о том, где именно и в котором часубудет производится это самое отрывание. Странные эти русские.

Павел Исидорович Помогайлов и Владимир Борисович Лузгинпристрастились обедать в одном из ресторанчиков поблизости от церкви Рупрехта.Кто такой Рупрехт, они и понятия не имели. Их больше интересовало вкуснопокушать. А этот небольшой райончик, известный в Вене под названием «бермудскийтреугольник» отличался тем, что состоял практически из одних ресторанов. Ковсему прочему это было совсем недалеко от улицы Ротентумштрассе, крутоспускавшейся от собора святого Стефана к Дунайскому каналу – там «металлическиепарни» снимали квартиры и офис. Три в одном – так и называли они двухэтажноезданьице, стоявшее в глубине одного из дворов.

Сегодня, впрочем, они обедали совсем без аппетита, словноотбывая обязательную повинность. На то были особые причины…

Тем не менее Помогайлов заказал себе и греческий салат, илюбимые печеночные клецки. А господин Лузгин не побрезговал целой порцией жаркого«Эстергази» с каперсами и анчоусами. Очень трудно отказываться от привычныхудовольствий. Поэтому после минутной заминки они все же заказали еще и бутылкукрасного «Венского леса».

– Да пропади он пропадом, этот Белов! Вместе со своимибандитскими мордами, – проворчал Помогайлов, вонзая вилку в ароматную,истекающую соком клецку.

В процессе поглощения пищи они напоминали двух хомячков.Грузный лысеющий Помогайлов с упругими пухлыми щеками – пегого, а худощавый скоротким седым ежиком Лузгин с аккуратными защечными мешками – соответственно,белого. Так их, хомячками, между прочим, и называли между собой столь иминелюбимые «бандитские морды». Но Павел Исидорович с Владимир Борисовичем обэтом и не подозревали. Как, впрочем, и о многом другом.

– Твоими устами да мед бы пить, Павел Исидорович, – Лузгинподцепил вилкой ускользающий каперс. – Только сдается мне, что он на сей счетимеет иное мнение. Какого черта он прислал вдруг бухгалтера еще в сопровождениикучи мордоворотов? Кажется, мы с тобой, – и он хитро, исподлобья, посмотрел наПомогайлова, – не давали повода для внеплановых финансовых проверок? Разве чтоон каким-то чудом узнал о наших контрактах с итальянцами?

– Откуда, откуда он мог узнать? Об этом знали только мы стобой, – заволновался Помогайлов. – Только ты да я.

– Вот именно это меня беспокоит больше всего. И в то жевремя успокаивает. Немного. Кто их, бандитов, разберет? Может, просто пугает?Перестраховывается на всякий пожарный?

– Дай-то бог… Но свербит у меня что-то на душе. Ты посмотри,Борисыч, этот Генрих Петрович первым делом затребовал все приходно-расходныедокументы по поставкам последнего месяца. Если он настоящий профи, то вполнеможет просечь, что часть средств до сих пор не оприходовано. В общем, ВладимирБорисыч, нам остается только молиться, а по большому счету рвать когти.

– Подожди, не гони волну. Может, еще и не въедут. А есливъедут, то у нас все равно есть запас времени. В крайнем случае, для отводаглаз часть средств можно вернуть пока на общие счета. Если успеем, – неслишком-то оптимистично заключил Лузгин. Ну да ладно, пора идти. Официант,счет!

Хомячки допили вино и неторопливо побрели в сторону ставшеговдруг таким неуютным офиса, где с самого утра хозяйничал бухгалтер ГенрихПетрович с пятью уральскими «телохранителями». Посланцы Белова чувствовали себяв их офисе как дома. И с этим, к сожалению, приходилось мириться…

Пчелу друзья поехали встречать все вместе.

– Кос, – обернулся Саша, – а ты цветы купил?

– Какие цветы, Белый? – Космос даже рот разинул. – ЭтоПчеле, что ли? Он что, с бабой?

– Один, один, – успокоил друга Саша. – Шутки разучилсяпонимать, Кос!

У Саши с самого утра было настроение, что называется,боевое. И немного странное: словно струна натянутая, звонкая. Как оно сегоднятам, в Вене, все срастется? Внутреннее напряжение проявлялось у него в излишнеподчеркнутом спокойствии, да немного сказывалось на чувстве юмора. Поэтомутрудно было пацанам оценить по достоинству его нехитрые шутки.

Пчела был просто весь из себя. Однако все же снизошел иприобнял по очереди встречавших и тут же на них наехал:

– Что ты меня, Белый, вызвал? У меня пять встреч на сегоднябыло забито! – для убедительности Пчела растопырил пятерню и помахал ею передносом зазевавшегося служащего его аэропорта. Тот испуганно отпрянул, а Пчелаизвинился по-английски. Ей-же-ей! Не Пчела – иностранец!

– Ничего, Витя, – ободряюще кивнул другу Саша. – Не горюй.Завтра улетишь обратно. Если все нормально срастется.

– Сань, больше пользы было б, если бы я в Вену махнул.

– Пчел, давай без самодеятельности, а? Меньше всего тебенужно быть сейчас в Вене. А с бабой своей завтра к вечеру… – Саша сделалнедвусмысленный жест пальцами.

– Да я не об этом, Белый!

– А я об этом, – сказал Саша жестко, так, что не толькоПчела, но и Фил понял, что вопрос о Вене закрыт…