Будущего нет! Кошмар наяву - Александр Голодный

С самыми погаными предчувствиями Сергей вернулся на свое рабочее место. Предчувствия, как говорится, его не обманули.

Кипучий ревнитель уставов ночью выявил самовольщиков на первом и втором факультетах, запахал звонками и проверками своих помощников, короче, положенный по инструкции сон прошел флажками и сжатым воздухом. Первую половину дня, когда эта зараза, мощно храпя, отсыпалась, пришлось общаться со взбудораженными курсовыми офицерами, отдуваясь за дежурного и уточняя обстоятельства ночной суматохи.

Непрерывно звонили телефоны, уши уже горели от прижимаемых трубок, а мозг ощутимо закипал.

После обеда стало нещадно клонить в сон, но покемарить в уголке не удалось. Сергей то бегал по службам, выполняя идиотские поручения майора, то надзирал за работой проводящих ПХД команд (как будто они сами не справятся!), а потом разыскивал утерянный хрен знает когда ключ из древнего, никому не нужного пенала. В итоге, плюнув, с исполнительным видом доставил ненужный из своей связки.

После сдачи наряда, с полностью высосанными через соответствующий орган нервами и разламывающейся головой, переоделся в общаге в парадно-выходное и нагло, в режиме «самохода» (то есть самовольной отлучки) поехал к Аленке. Оказалось, что его фамилии нет в списках увольняемых. «Нечаянно пропустили». Ага. Так и поверил. Не иначе, подлость комода.

На свежем воздухе, под моросящим ледяным дождем голову вроде отпустило, но совсем туго стало у Елены дома.

– Сержик, как ты себя чувствуешь?

Нежная ладошка на лбу несла живительное тепло и делала не такой мучительной боль.

– Ты бледненький и глаза такие измученные… Ты не заболеваешь?

– Нет, милая. Голова просто разболелась, всю ночь не спал. У тебя не найдется чего-нибудь от головы?

– Есть хорошее лекарство! Инга всегда принимает. Боль снимает и успокаивает. Немецкое.

Пошуршав упаковками в серванте, девушка быстро принесла бокал воды из кухни.

Запив таблетку, Сергей откинулся на спинку дивана, благодарно глядя на Лену:

– Спасибо, Аленушка.

– Ты посиди, постарайся расслабиться. А лучше приляг. Как голова пройдет, так и пойдем кушать.

– Хорошо, милая.

То ли недосып оказался виной, то ли так подействовало лекарство, но словно налитые свинцом веки закрылись сами, едва щека коснулась упругой подушечки. Александров еще успел подумать о том, что не спросил, где Инга Михайловна, и задремал.

Выключив верхний свет, в полумраке Елена с любовью и заботой смотрела на лицо дорогого человека. Сейчас, у спящего оно потеряло мужские строгость и жесткость, стало совсем юным, даже детским.

« От Сержика будут красивые дети»…

Ассоциативная мысль не вызвала тревоги, наоборот, наполнила сердце спокойной уверенностью. Все, эту ночь он проведет здесь, с ней.

Сейчас они не спеша покушают, затем Сережа примет ванну, а потом она ему скажет…

Улыбнувшись мыслям, Елена отправилась на кухню.

Уловив тихий, но полный боли стон, она сначала решила, что ей почудилось. Но потом раздался второй…

– Сережа!

Любимый лежал на боку, его лицо искажала страшная мука, а из-под закрытых век текли слезы. И снова раздался надрывный, раздирающий сердце стон…

– Сереженька! Сережа!..

* * *

Позвонивший на домашний телефон тещи оперативник уголовного розыска назначил встречу в морге. Опять…

Весь вчерашний день он, кажется, не выходил из скорбных, отделанных серой плиткой, уставленных оцинкованными железными столами помещений. Липкий, сладковато-тошнотный запах гниющего мяса и едкий формалина въелись в каждую пору кожи, не давая расслабиться и заснуть ночью. Помог только стакан дерьмовой водки, выпитой украдкой на пару с тестем. Впрочем, зашуганный мужик-подкаблучник являлся тестем только номинально – он всего лишь отчим Аленки. Уже несколько дней, как пропавшей Аленки.

А перед этим исчезла…

Сморщившись от душевной боли и непреходящего ужасного предчувствия, капитан Александров снова всей душой захотел выпить. Нажраться до блевотни, до отключки и ничего не чувствовать, не видеть эти мертвые женские тела, не искать среди них любимую и единственную!.. Пусть хоть раз туда съездит родная мать! Нет, эта сволочь будет валяться на диване, провоняв весь дом сердечными и успокоительными каплями, висеть на телефоне, жалуясь, «какая она несчастная» всему выводку подруг-сплетниц и непрерывно попрекать мужа и младшую дочь. Как будто это они не уследили за маленькой Настей, как будто из-за них…

Невидяще глядя на исходящую гудками трубку, Сергей поймал себя на мысли, что он просто боится. Он сильно боится, что воплотятся в жизнь его страшные подозрения и ожидания. Злость на тещу, презрение к тестю, постоянное желание напиться – это всего лишь попытки отгородиться, уйти от мыслей о случившимся, продлить мучительное, но поддерживающее надежду ожидание.

Еще когда пришла телеграмма «пропала Настя», сердце сжалось от боли, от ощущения непоправимого. Потом тот ночной кошмар в купе скорого поезда… Он тогда переполошил всех попутчиков своим хриплым криком. Что снилось? Нет, не вспомнить. Но душа словно заглянула в Ад, полной мерой зачерпнув ощущение жуткой, смертельной безнадежности.

Не удержавшись, засадив по дороге без закуси стакан паленого коньяку, капитан на автобусе подъехал к зданию городского морга. Опер, морщась, курил на крыльце. Молча кивнули друг другу. Сергей уже направился к дверям, когда старлей, придержав его за локоть, произнес:

– Там один… одно из тел, короче, криминальное. Плохо выглядит…

Как будто все увиденные вчера выглядели хорошо! Зарезанные, попавшие под машины, утонувшие, одна застреленная, просто погибшие неизвестно от чего и ожидающие вскрытия… Жертвы большого города, которых пока не искали родственники, точнее, на которых пока не поступили заявления. Конечно, «трое суток». Каким нужно быть идиотом, чтобы устанавливать такие сроки!

Опер продолжил:

– Ты как, капитан? Выдюжишь?

– Постараюсь.

Затянувшись в последний раз, с сожалением глянув на окурок, старший лейтенант кивнул:

– Пойдем.

В этот раз тел было всего три. Ночной «улов», наверное.

Первая… Нет, не она.

Затем совсем юная девчонка в разодранном домашнем халате.

И…

Александров даже сначала не понял, на что смотрит. Какой-то изуродованный, покрытый коростой черной запекшейся крови труп. И дух уже шел от него непереносимый. Понятно, при вспоротом-то животе…

Старательно глядя вбок, офицер милиции прокомментировал:

– Последней привезли. Обмыть еще не успели. Ты присмотрись так.

Сдерживая рвущийся наружу желудок, Сергей послушно постарался присмотреться, отчаянно желая, чтобы поскорее закончилась эта неимоверно отвратная процедура, на канцелярско-милицейском именуемая «опознание». Лишь вбитая в кровь за годы службы исполнительность не позволила ему сразу бросить облегченное: «Нет, не она».