Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик (Англия)

Растерянно Александр огляделся по сторонам и, встретившись глазами с леди Элайн, скромно присевшей позади Бертрана, сказал:

— Наверное, надо сначала спеть для дам. Они — редкие слушатели, и для них нужна музыка понежнее.

Бертран нахмурился.

— Нежная музыка? Пусть слушают ее сколько угодно в своем будуаре. А здесь не место для сентиментальной бессмыслицы.

Кровь бросилась в лицо Александру, но, прежде чем он что-то успел сказать, леди Элайн изящно прислонилась к мужу и зашептала нечто ему на ухо, а ее рука, скользнув по рукаву Бертрана, утонула в его ладони. Барон не отнял руки, а затем, по мере того как слушал жену, разулыбался и развалился на стуле.

— Хорошо, — изрек он, пожимая нежную руку Элайн, — доставим дамам удовольствие песней. Только прошу, недолго.

Элайн улыбнулась Бертрану, будто в восторге от оказанной милости, и чуть потерлась плечиком о широченное плечо барона. А затем взглянула на Александра, обволакивая его взглядом изумрудно-кошачьих глаз.

Поклонившись леди Элайн и пролив первый сладостно-горький аккорд арфы, Александр начал:

«Как сияют выси поднебесные,

Когда весна врывается в сей мир,

И жаворонок так высоко летит,

Что на земле не видно даже тени…»

Не переставая петь, Александр обратил внимание на то, что Манди — она стояла на галерее — не сводит с него пристального взгляда серых глаз, и в них читается некое предостережение и, возможно, упрек. Переговорить в будуаре не пришлось — и времени не было, и леди Элайн властно завладела вниманием. Да и сама Манди казалась такой замкнутой и тихой, что не очень хотелось заговаривать…

«…А сердце мое переполняет песня:

О леди светлая, ко мне

Ты сердце нежное склони —

Нет чище той любви,

Как пенье птиц, она…»

Александр оборвал аккорд на середине, так как в зале, у наружных дверей, возникло какое-то волнение, Несколько рыцарей схватились за мечи, но тут же успокоились, увидев что это всего-навсего один солдат в подоткнутом по-верховому плаще, спешащий с сообщением.

Солдат споткнулся о корзину с хлебными объедками и чуть не упал, но удержался и, оправив одежду, быстро приблизился к возвышению, на котором сидел лорд Бертран.

Не стоило продолжать прерванную песню; Александр понял, что такая поспешность означает нечто чрезвычайно важное.

Солдат — вблизи оказалось, что его плащ разорван, а на скуле красуется внушительный синяк, — тем временем подошел к помосту, преклонил колено и безо всякого вступления сказал:

— Мой господин, Львиное Сердце выпущен из тюрьмы.

— Что? — побледнел Бертран и схватился рукой за жидкую бороду, что было верным признаком сильного волнения.

— Сейчас он направляется домой, и поклялся, что изгонит всех мятежников и отступников, — сказал солдат и прикоснулся к распухшей скуле.

— Клятва — одно, — резко сказал Бертран, обретая равновесие, — а исполнение — совсем другое. Да, а откуда мне знать, что ты принес правдивую весть? Только на прошлой неделе мы слышали, что французский король и принц Иоанн договорились с германским императором, что Ричард останется в заточении на неопределенный, срок.

— Я не посмел бы принести лживую весть или пустую сплетню, мой лорд, — возразил воин. — Мне это передал посыльный французского королевского суда, который остановил на водопой лошадь по пути к принцу Иоанну. Он предупредил, чтобы все сторонники короля Филиппа были начеку.

Бертран изобразил на лице глумливую гримасу.

— Лорд Ричард отсутствовал так долго, что пейзаж решительно переменился; изменить его может лишь Бог, но не Львиное Сердце.

— Да, мой господин. Я только повторяю то, что мне было сказано.

— Ну так поберегите дыхание, — бесцеремонно бросил Бертран и потянулся к кубку. — У меня нет времени для всяких глупостей.

Но те, кто сидел неподалеку от барона, видели, в каком смятении находится Бертран.

Солдат сник и отступил вглубь зала, решив впредь не приносить вообще никаких вестей. Александр подумал, что и о нем тоже больше не вспомнят, но через некоторое время потребовалась военная песня — наверное, для того, чтобы поддержать отвагу барона.

Лорд Лаву был совершенно прав, когда говорил, что Ричард Львиное Сердце — не бог. Чего-то сверхъестественного в нем было разве что на четверть. Согласно распространенной легенде, графы Анжуйские были потомками феи Мелузины, которая некогда отрастила себе крылья и выпорхнула из оконца башни, куда была заточена в преддверии церковного суда. Анжуйцев вполголоса называли «дьявольским выводком» и не без причины.

Вспомнив набег и угон скота, Александр уныло подумал, что все они только что вкусили обед из самой дорогой говядины на свете.

Оружейная Лаву помещалась в обширном подвале прямо под большим залом. Здесь хранились связки запасных стрел, ворохи копий, горки щитов, а также сырье, необходимое для их изготовления. Как правило, большинство воинов нанимались с собственным оружием, прочие же пользовались услугами или сенешаля, или оружейника господского замка.

Харви завел питейную дружбу с ними обоими, а поскольку они сразу поняли, сколь стеснен в средствах их веселый собутыльник, то позволили пополнять за счет господского его собственный и Александра арсенал.

Пройдя, мимо штабелей пустых и полных бутылей, связок вяленой рыбы, окороков, мешков муки, бочонков меда и фляг с маслом, братья прошли в помещение, все подпорные столбы которого были заставлены оружием.

Харви постучал по ложу большого крепостного арбалета и внимательно оглядел арсенал.

— Неплохой набор, — сказал он, — хорошо, что запасено столько дротиков. Это же не стрелы: бросил вниз, в осаждающих — и все. Стрелы-то можно подбирать и неприятельские. И приличный запас смолы: целую армию можно полить.

Александр взял один дротик и уравновесил его на руке. Наконечник был остер, как шило шорника. Обучая его владению оружием, Харви не раз заставлял его атаковать соломенное чучело, одетое в доспехи, и молодой воин хорошо запомнил, что отточенный узкий наконечник прошивает броню. Он осмотрел несколько древков, выискивая дефекты, но ничего не нашел.

— Выбери себе копья и дротики, — сказал Харви. — Они лучше твоих, а мужчине надлежит хорошо вооружиться.

Александр криво улыбнулся.

— Вот как, ты уже считаешь меня мужчиной?

Харви с шумом втянул воздух сквозь зубы:

— Тебе придется сражаться наравне со всеми, если Бертран захлопнет ворота перед Ричардом.

— Полагаешь, так и случится?

— Полагаю, все зависит от того, какую поддержку ему окажет Филипп Французский… И от цены, которую придется заплатить за препятствия на пути Ричарда, — сказал Харви с гримасой.