Время бесов - Сергей Шхиян

У Краснова оказались незаурядные артистические способности, и он разыгрывал перед товарищами моноспектакль. Оратор то распахивал свой нагольный полушубок, по-прежнему надетый на голое тело, и показывал свои чахлые формы, то бил себя в грудь и кричал, что предательство союзников по коалиции, эсеров, главная причина его физической немощи, то пророчествовал, что, когда большевики избавятся от балласта псевдореволюционных партий, все трудящиеся воспрянут и наступит новая эра.

Ордынцева сидела, напряженно повернув в его сторону лицо, всем своим видом демонстрируя презрительное сожаление. Однако, более простые и эмоциональные средства воздействия товарища Краснова коммунарам нравились больше ее гордого неодобрения, и они несколько раз прерывали выступление секретаря большевистской ячейки рукоплесканиями и подбадривающими криками.

Наконец, оратор кончил кривляться и сел на место. Коммунары дружно ему похлопали и обратились лицами к товарищу Августу Телегину-Бебелю, который со своего демократического места в середине стола руководил диспутом.

— Вы, товарищи, коммунары прослушали мнение наших дорогих товарищей, — сказал он. — Какая у вас будет на все эти разговоры резолюция?

— Даешь мировую революцию! — заорал парень с бандитской мордой.

— Мировая революция сегодня не по повестке дня, — одернул его Телегин.

— Хотим равноправия! — не сдался тот. — Почему сегодня и вчера каша была без масла?!

— Ты, товарищ Перетыкин, говори, да не заговаривайся! — возмутился председатель Бебель, — Мы в тебе давно замечаем политическую близорукость. Ты зачем вчера снасильничал над товарищем Надькой Зарубиной, как будто она тебе не товарищ по борьбе, а какая-нибудь контра!

— А пускай она своей жопой передо мной не вертит! — обиделся выступающий, товарищ Перетыкин.

— Это кто перед тобой жопой вертит! — вскочила со своего места женщина с фингалом под глазом и типовой кумачовой косынке. — Ты, пакостник, меня чем завлекал? Он говорил, — обратилась она ко всей аудитории, — пойдем, Надька, в сарай, я тебе товарища Карла Маркса покажу. А что показал, охальник? Я такого добра и без тебя сколько хочешь видела.

— Товарищи, прекратите базар! — закричал Телегин-Бебель. — Нечего уклоняться от повестки дня и линии партии. Кто еще выскажется по резолюции?

— Каша и вправду была без масла, это товарищ Перетыкин чистую правду сказал! — вступил в дискуссию еще один коммунар — Кто все масло на самогон променял? Пусть товарищи выскажутся!

Однако, председатель не дал воли народной инициативе снизу и жестко вернул диспут в повестку дня:

— Ежели кто еще будет тут самокритику разводить, то пусть зарубит себе на носу! Да! Мы еще сделаем оргвыводы! А теперь предлагаю проголосовать, кто за товарища Франца Меринга, поднимите руки.

— Товарищи, товарищи, подождите, — вскочила со своего места Ордынцева, — так сразу голосовать нельзя, нужно обсудить, чтобы всем была понятна суть дела!

— Ты, товарищ Ордынцева, у себя в губернии распоряжайся, — оборвал Дашу товарищ Август, — а только в нашей ячейке партейное единомыслие. Итак, товарищи, кто против товарища Ленина и товарища Троцкого! Против нет? Принято единоголосно.

— Но какой же это диспут! — с отчаяньем крикнула Даша. — Вы даже не слушали, что я говорила!

Однако, коммунары уже приготовили ложки и политикой больше не интересовались.

— Теперь, товарищи, я предлагаю спеть революционную песню, — предложил председатель собрания

— Даешь кашу с маслом! — завелась неуправляемая народная масса. — Долой кровопийц и эксплуататоров!

— Тихо, товарищи! — перекрыл общий гам товарищ Август. — Сегодня в кашу товарищ Ольга добавила четыре золотника лампадного масла! Ура, товарищи!

— Ура! Ура! — вяло откликнулись коммунары.

— Да здравствует мировая революция! — закричал теперь уже секретарь партячейки Краснов и, распахнув свой полушубок, запрокинул вдохновенную голову и запел:

Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе,

В царство свободы дорогу грудью проложим себе!

Коммунары, то ли вдохновленные строгим величием революционной песни, то ли золотниками масла в каше, все как один поднялись с мест и дружно грянули:

Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой,

Братский союз и свобода — вот наш девиз боевой!

— Всё, я немедленно уезжаю! — сказала Ордынцева, как только я вошел в нашу каморку.

— А что, собственно, случилось? — спросил я — Это ты из-за диспута?

— Как будто ты сам не понял, они нарочно сорвали обсуждение!

— Ну, ты даешь! — восхитился я. — А как, по твоему, мы, большевики, пришли к власти? На сплошном жульничестве и популизме. Проиграли выборы в учредительное собрание и, чтобы не упустить власть, устроили государственный переворот.

Это Даша знала лучше меня, сморщилась, как от зубной боли, и комментировать не стала, единственное, что спросила:

— Что такое популизм?

— Это когда обещаешь отдать фабрики рабочим, землю крестьянам и тут же все отбираешь. Говоришь «долой войну» и устраиваешь всеобщую мобилизацию.

— Но в этом была тактическая необходимость!

— Вот потому, что для вас всех такая необходимость важнее данного слова, мне и все равно, какая группировка сделается первой и перережет конкурентов.

Должен сказать, что с мозгами у Ордынцевой, кажется, было все в порядке. Во всяком случае, она не бросилась на меня с кулаками отстаивать белые ризы своих эсеров, только грустно констатировала:

— Без тактических хитростей в революции победить невозможно.

— Тебя так сегодня и победили. Краснов устроил клоунаду и выиграл.

— Но, — начала говорить она, потом, видимо, вспомнила, как секретарь партячейки добивался поддержки коммунаров, улыбнулась и только махнула рукой — Все равно мне нужно уезжать, здесь делать больше нечего.

— Знаешь, что, — сказал я, прямо глядя ей в глаза, — у меня очень большие планы на сегодняшнюю ночь.

Ордынцева посмотрела на меня, смутилась, но не возразила.

— К тому же сейчас выезжать уже поздно, в Троицк мы доберемся только поздно вечером. И еще я хочу попробовать провернуть одно дельце.

— Что за дельце? — спросила Даша, не возразив против остального.

— Мне нужно как-то легализоваться. Пока я жил в деревне, все мои партийные документы устарели.

— Ты что, хочешь получить здесь новые документы?

— Именно.

— Я все сама организую, когда вернусь в Губком.

— Думаю, там мне светиться не стоит, — сказал я. — Тем более связываться с проигрывающей партией.