Время бесов - Сергей Шхиян

— Кто это? — испугано спросила она.

— Это я, Алексей.

— Как, как вам не стыдно! — воскликнула она и присела на корточки, обхватив себя за плечи руками.

После своего вчерашнего переодевания у меня было, что ей сказать по этому поводу, но я решил не мелочиться и извинился:

— Я не знал, что вы моетесь, не стесняйтесь, я на вас не смотрю.

Почему-то мы оба непроизвольно перешли на «вы», может быть, потому, что в эту минуту перестали быть товарищами?

— Выйдите, пожалуйста, — жалобно сказала она, — и последите, чтобы сюда никто не вошел.

Мне ничего другого не осталось, как встать на страже дверей с наружной стороны. Минут через двадцать она кончила мыться и сказала, что я могу войти. Даша была уже в нательной солдатской рубахе с замотанной полотняным полотенцем головой.

— Разве можно так пугать? — с упреком сказала она. — Я же невесть что подумала!

Начинать ерничать по поводу свободных революционных отношений полов мне не хотелось. Поэтому я еще раз извинился за то, что вошел без стука. Она на это только хмыкнула.

— А это еще что? — спросила Ордынцева, разглядывая валяющиеся на топчане сапоги.

— Сам не знаю, один человек ими очень интересовался, может быть, в них что-то спрятано. Почему-то они слишком тяжелые.

— Сокровище хотите найти?

— Кто знает, — ответил я, прощупывая толстые, двойной кожи голенища. — Сейчас распорю, тогда узнаю,

Я надрезал ножом прогнившие нитки и проверил сначала один, потом второй сапог. Никаких бумаг или чего-нибудь другого между лицевой стороной и подкладкой голенищ не оказалось. Кожаные подошвы тоже были так истерты, и я их отрывать не стал. Меня заинтересовали массивные, высокие каблуки, выглядевшие значительно новей самих сапог.

— Кажется, и вправду здесь что-то есть, — сказал я Ордынцевой, слой за слоем отрывая наборную кожу.

После очередного слоя, вскрылась емкость, почти на весь каблук, наполненная золотыми монетами царской чеканки. Я только присвистнул, высыпая деньги на стол, и так же распотрошил второй каблук. Там тоже оказались монеты.

— Кажется, мы разбогатели, — сказал я, глядя на внушительную горку золота.

— Деньги нужно отдать коммуне, — неожиданно для меня сказала Ордынцева.

— Зачем? — искренне удивился я.

— У них кончается еда, а на золото ее можно купить.

— Вот и прекрасно, пусть начинают работать. А деньги нам с вами самим пригодятся.

— Нам? Почему нам?

— Ну, — протянул я, — мы же уже как-то вместе, несмотря на разницу платформ.

— Вы поедете со мной в губернию?

— Поеду, если вы возьмете меня с собой. Правда, мне сначала нужно будет заехать в Троицк.

— Это по пути, — бесцветным голосом сказала Даша. — Вы не хотите помыться, у меня осталась теплая вода,

— С удовольствием, — ответил я. — Чего мне последнее время не хватает, это нормальных бытовых условий.

— Я уже к такой жизни привыкла. Когда впереди большая цель, подобные мелочи перестают раздражать.

— У меня нет такой большой цели как у вас, чтобы ради нее ходить грязным.

— Зачем вы меня все время дразните? — обиженно спросила она. — Как будто бы это я придумала мировую революцию!

С замотанной полотенцем головой, Ордынцева перестала быть похожей на кинематографического комиссара, и мне стало стыдно, что я, действительно, ее все время поддразниваю.

— Извините, больше не буду, но и вы не поминайте все время всуе пролетариат и фракционные разногласия.

— Хорошо, не буду, — просто ответила она.

Я ждал, что Ордынцева выйдет, чтобы дать мне помыться, но она начала сушить волосы и, было похоже, уходить не собиралась.

— Почему вы не моетесь? — спросила она, видя, что я маюсь без дела и не раздеваюсь. — Меня стесняетесь?

— Есть немного.

— Мне вчера было приятно смотреть на вас, я еще никогда не видела полностью обнаженного мужчину. Если можно, я останусь.

На такую откровенность я просто не знал как реагировать. Хотел спросить, почему, в таком случае она выставила меня, когда мылась сама, но не спросил. Сказал, снимая с себя сюртук:

— Эка невидаль. Если интересно, оставайтесь.

— Спасибо, — чинно поблагодарила она. — К тому же, одному здесь мыться неудобно, а я вам помогу.

Я разделся по пояс и взял в руку ковшик, плавающий в бадье с остатками горячей воды.

— А почему вы не разделись совсем? — вдруг спросила она.

— Здесь мало воды, на все тело не хватит, — отговорился я, не зная, как реагировать на такие заявы. Сколько я помнил, до сих пор ни у кого и мысли такой не было разглядывать меня, как античного атлета.

— Я воду попрошу на кухне, мне дадут, — сказала Ордынцева, взглянув тяжелым, как будто остановившимся взглядом.

— Я могу и сам попросить, — отговорился я, но она, не слушая возражений, накинула кожанку и быстро вышла из комнаты.

Я намочил голову и начал намыливаться. Увы, мыло было революционное, темно-коричневое, вонючее и плохо мылилось. Однако, никакой альтернативы ему не было, разве что щелок, которым пользовались деревенские жители. Пока Ордынцевой не было, я успел намылить и ополоснуть голову остатками воды.

— Есть вода! Уговорила! — с довольным видом сказала она, внося в нашу каморку тяжелую, парящую бадью.

— Ну, зачем это вы, Даша! Женщинам нельзя носить такие тяжести.

— Ничего, я не кисейная барышня. Раздевайтесь!

Надо сказать, теперь уже я почувствовал себя барышней, с которой пытаются снять одежду. Осталось только гордо заявить: «Я не такая!»

«В конце концов, пусть смотрит, если ей так хочется», — подумал я, запер дверь и разделся. Даша села на топчан и наблюдала, как я моюсь. Мы не разговаривали. Мыться под таким пристальным наблюдением было довольно неловко, приходилось принимать соответствующие позы и думать не о «процессе», а о зрелищности.

— Все-таки тело у тебя буржуазное, — вдруг сказала она, опять переходя на «ты». — Но мне нравится. Можно, я помогу тебе помыть спину?

— Даша, ты знаешь, чем это может кончиться? — отрываясь от мытья, прямо спросил я.

— Чем? — смеясь глазами, провокаторским голосом спросила она.

— Тем, — буркнул я, отворачиваясь от нее.

— Ну, можно? — просительно сказала она. — Мне так хочется тебя помыть!

— Ради бога, только я ни за что не отвечаю!

Впрочем, это она уже могла понять и сама. Как я от нее ни отворачивался, комната была слишком мала, чтобы можно было что-то скрыть. Однако, судя по всему, мое уже несколько взвинченное состояние Ордынцеву не смутило. Она вскочила с топчана, подошла вплотную, так близко, что даже намочила на груди свою солдатскую нательную рубаху и забрала у меня из руки скользкий кусок мыла. На мгновения наши пальцы встретились. В этом не было ничего такого, но меня будто ударило током. Однако, Даша, как только завладела мылом, стразу же отстранилась от всего личного и, не дав мне времени что-нибудь предпринять, провела мягкой ладонью по спине.