Остров выживших - Карен Трэвисс

Маркус, не слушая, взял его голову обеими руками и наклонил, чтобы осмотреть.

— Тебе нужно к врачу. Похоже, тебе здорово голову разбили. Симптомы пока еще не проявились?

— И что вы со мной будете делать?

— Если не хочешь идти к врачу, вышвырнем отсюда к чертовой матери.

— А зачем тогда было меня спасать? Почему вы не дали им убить меня?

Маркус навис над ним.

— Потому что, если я позволю им сделать это один раз, они убьют снова. И снова. А потом наступит анархия. Это не ради тебя. Это ради нас.

— Ха-ха, ну спасибо тебе, козел.

— На здоровье. Пошли со мной или убирайся вон. Пока ты в лагере, подчиняйся нашим правилам.

Бродяга не ответил. Коул взмахом руки приказал ему подниматься.

— Пошли, приятель; к сожалению, я тебя должен вывести из ресторана. Ты заявился без галстука. А у нас здесь в некотором роде дресс-код.

Коул ушел, уводя бродягу в сторону контрольно-пропускного пункта, но Дом успел заметить, как он достал из-за пазухи сверток с пайком и сунул его парню. Затем они скрылись за углом.

— И всего одна неделя прошла, — произнес Дом. — Дерьмо собачье!

— Точно. Нужно бы подумать, как получше от них отгородиться, а то они расстраивают наших наиболее чувствительных граждан. Периметр у нас отнюдь не безопасен.

— Кстати, ты превосходно справился с толпой.

— Ага. Домохозяйки меня просто обожают. — Маркус пожал плечами и направился в сторону главной улицы; вид у него был недовольный. — Все равно мне все это не нравится. Пускай Хоффман с ними разбирается, а мы займемся продовольствием.

Без всякого инструктажа и обсуждений все солдаты теперь сменили тактику патрулирования. Дом заметил эту внезапную перемену. Они больше не искали подозрительные здания или потенциальные дыры, откуда могли появиться враги. Они наблюдали за окружавшими их гражданскими. Страшновато было видеть такие резкие изменения в жизни. Червяков было легко заметить, они были очевидной угрозой; однако сейчас любой человек в Порт-Феррелле внезапно мог превратиться в переполненного злобой безумца. Но по крайней мере, основная часть их была безоружна.

«Вот что не дает мне покоя. Мне нужна четкая граница между теми, кто на моей стороне, и теми, кто против. Единство путем наведения порядка. Черт, я-то думал, что это просто красивая фраза».

За спиной у него послышался топот: Дома догонял Коул.

— Дом, сынок, как у тебя дела?

«Я не знаю, как у меня дела. Я существую. И всё».

— И далеко тебе пришлось его вышвырнуть?

— Ну-у, я просто посоветовал ему не попадаться на глаза озверевшим теткам. Черт, может быть, бродяги скоро нам понадобятся.

— Нет, вряд ли; они держатся своей стаи. Это у них в крови.

«Они бесполезны. Сколько я ходил по их вонючим трущобам, разыскивая Марию? Десять лет я искал ее по всем их хибарам, собирал слухи и прочее дерьмо, и они не знали, что она там? Потом какой-то ублюдок внезапно решает, что он ее узнал, когда уже, черт побери, слишком поздно! Да пошли они к чертовой матери!»

Дом знал — и это было странно и страшно, как будто он смотрел на себя со стороны, — что он разделил свое сознание на несколько частей, чтобы выжить, дожить до конца каждого следующего дня. Существовал охваченный ужасом Дом, которому снились кошмары, который каждое утро боролся с собой из последних сил, чтобы открыть глаза. Был еще Дом, который заставлял свое тело двигаться и выполнять обязанности солдата. И еще один Дом бесконечно прокручивал в памяти несколько последних минут с Марией, доводил себя до исступления мыслями о том, что тогда он должен был поступить иначе, и даже винил в происшедшем других, стыдясь этого и одновременно пылая яростью.

«Но это сделал я. Вся вина на мне».

— Дом, мы поговорили с Парри. — Коул толкнул его в бок, чтобы привлечь к себе внимание. — Его парни и гражданские строители приспособили для жилья несколько маленьких комнат. Тебе нужна отдельная нора?

— Нам всем приходится мириться с небольшими неудобствами. — Спальни представляли собой ряды походных кроватей с голыми матрасами в полуразрушенных учебных помещениях. — Почему ты решил, что мне нужна отдельная комната?

— Чтобы у тебя было личное пространство, приятель. Понимаешь меня?

— Нет… — «Да». Дом понимал, что тот имеет в виду.

— Ты часто просыпаешься. И каждый раз кричишь: «О боже!» — и…

Лицо Дома пылало.

— Вот черт, значит, я бужу всю казарму, когда мне снятся кошмары. В этом все дело? Мне нужно убираться?

— Нет, дружище. Все совсем не так. Всем снятся кошмары. Никто на тебя не злится. Я просто предлагаю. Если хочешь, я все устрою.

Иногда Дом думал, что ему было бы легче, если бы каждый просто говорил ему: «Да брось ты об этом думать!» Но никто не говорил. Они просто становились к нему все добрее и старались для него все больше. Однако ничем не могли помочь.

— Спасибо, Коул Трэйн.

«Дерьмо, похоже, скоро я сорвусь…»

Дом моргнул и постарался смахнуть с ресниц слезы. Берни шла немного впереди; сзади на штанах у нее виднелся кровавый отпечаток ладони. Когда они вошли в школьный двор, она бросилась к своим драгоценным тушам, словно разыскивая что-то.

— Гады! — зарычала она. — Где мои потроха, чтоб вы сдохли!

Дом подошел к ней: ему нужно было занять себя чем-то, отвлечься. Внутренности оленя были разбросаны по снегу. Кровавые следы и отпечатки маленьких лап вели к канализационной трубе, скрытой под мостовой.

— Кошки, — объяснил Дом.

— Вот именно. Похоже, пора мне обзавестись меховыми перчатками. — Она проверила магазин «Лансера», затем взглянула на часы. — Их нужно уничтожить. Это вредители. У меня есть пара часов. Идешь со мной?

Это была Берни, и она просто хотела проявить внимание. Дом был неглуп, он знал, что весь отряд — не только его отряд в узком смысле, но и все друзья — постоянно наблюдает, приглядывает за ним.

«Уничтожение. Эвтаназия. Можно называть это как угодно. О боже, Мария…»

Это оказалось последней каплей.

— Просто кончайте со всей этой своей добротой, понятно? — Крик вырвался у него из горла прежде, чем он успел подумать, что говорит. Он буквально не видел ничего вокруг. Весь его мир составляли ярость, стыд, боль, и он больше не в состоянии был с ними справиться. — Просто кончайте это! Вы все, мать вашу! Я не смог спасти свою жену, черт бы меня побрал! Я не смог найти ее вовремя! Я не смог спасти ее! Мне пришлось застрелить, мать вашу, собственную жену, потому что я не смог ее спасти! Ясно? Все теперь ясно? Все ясно с чокнутым Домом? Пошли вы все!..

Затем он разразился рыданиями. Ему хотелось наброситься на кого-нибудь с кулаками. Он не знал, что сделает в следующий момент. Он слышал голос Коула, доносившийся как будто издалека: он приказывал кому-то убираться, говорил, что здесь не на что смотреть, — а Берни схватила его, как будто он тонул в третий раз. Он рыдал у нее на плече. Ему было все равно, что подумают люди, потому что жизнь его теперь не стоила ломаного гроша.