Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук

— Где невольница, с которой я говорил вчера вечером? — спросил султан, пытаясь принять бесстрастное выражение, хотя и чувствовал, как ему перехватывает дыхание.

— Благословенная Роксолана Хюррем по старинному обычаю была отведена в угловой будуар и получила своих невольниц и евнухов. Теперь у нее новая одежда, в которой она сияет как солнце в цветах жасмина, — ответил Кизляр-ага, понявший, что молодой султан уже охвачен страстью к новой женщине.

Молодой Сулейман так растерялся, что не знал, что ответить. Он отвернулся к окну, чтобы не дать своему слуге распознать это замешательство. Новость о том, что она одевается в новую надежду похожа на то, что она ему покорится. Но он боялся того впечатления, которое она может произвести своей новой внешностью. Вместе с тем он боялся, что она так и не смирится, в то время как все будут знать, что он испытывает к ней… Он — господин трех частей света…

Вдруг в голову ему пришла счастливая мысль, и он сказал:

— Пусть придет ко мне Мухиддин-мудеррис! — Кизляр-ага низко поклонился и покинул покои. Пока дошел до дома улемов, все уже знали, что первой во всем гареме стала бледнолицая чужестранка, невольница Хюррем, «христианская собака». Ненависть зашипела в коридорах, покоях и парках сарая, как ядовитая змея, ползущая среди прекрасных цветов.

* * *

Султану казалось, что время остановилось, хотя в часах без остановки сыпался золотой песок.

Нетерпеливо ходил он по своим комнатам и еще раз дважды посылал за старым улемом. А правоверные во всем дворце молились за набожного султана, который, несмотря на страсть к христианке-невольнице, не подойдет к ней до тех пор, пока ее не осенит вера в Пророка.

Наконец вступив в комнату султана, старый улем Мухиддин-Сирек приветствовал его словами:

— Стражу Корана, десятому султану Османов благословение и поклон от улемов, имамов и хаттабов.

Молодой Сулейман жестом поблагодарил улема за приветствие, сел на шелковую подушку и дал знак старому священнослужителю, что он также может садиться. Трижды поклонившись перед наместником Пророка, старый Мухиддин занял лицом к халифу, заняв место пониже.

Сулейман начал сразу, без предисловий:

— Доверяя тебе, я хочу получить твой совет в одном деле. Моим сердцем овладела невольница-христианка необыкновенной красоты и большого ума. Как главный страж Корана я не хочу преступать его главных предписаний и овладевать ею силой. Но она не отдастся мне по доброй воле, говорит, что у нас разная вера… Освети ее сердце праведной верой в Пророка!

Старый Мухиддин, любивший Сулеймана больше родного сына, задумался и так низко склонил голову, что его белая борода коснулась пола. Через мгновение он сказал:

— Ты величайшая надежда Османов, и ничто не смеет заслонять солнце твоего счастья! Но именно поэтому я не могу сделать для тебя то, в чем помог бы любому правоверному…

— Почему? — спросил удивленный Сулейман.

— Мой друг и большой ученый, муфтий Кемаль Пашазаде, с которым все науки его уйдут в могилу, говорит: «Даже величайший врач не вправит вывихнутую руку собственному ребенку. А чужим даже сломанные ребра врачует». Прости меня, о надежда Османов! Я не из лести говорю, что люблю тебя больше родного сына. Поэтому я не могу излечить твое сердце…

Молодой Сулейман с благодарностью и нескрываемой печалью влюбленного посмотрел на старого философа и спросил:

— Но у кого бы ты посоветовал попросить об этой услуге?

— Перепоручил бы это дело коллегии улемов.

— Нет. Так все будет длиться слишком долго, — ответил он нетерпеливо. Старый Мухиддин снова помолчал. Потом продолжил неуверенно:

— Может быть поручишь мне поговорить об этом с христианским патриархом?..

— С христианским патриархом? Но он-то не будет обращать христианку в ислам! — сказал молодой султан с величайшим удивлением.

— Сам он не будет. Но может найти того, кто это сделает лучше улемов. Не забывай, падишах, что Аллах дал тебе власть над ними и что они, возможно, поступятся одной душой ради твоей благосклонности… Молодой султан подумал и сказал:

— Муфтий Кемаль Пашазаде недаром считает тебя своим другом. Пусть будет по-твоему! Но сделай все поскорее. Дорога каждая минута.

Аудиенция завершилась.

В тот же день Мухиддин-Мудеррис вернулся к Султану.

— Что сказал христианский патриарх? — спросил султан.

— Отказал, — спокойно ответил Мухиддин.

Султан вскипел.

Его лицо было почти спокойным, но по нему заходили желваки.

Старым глазом заметил это Мухиддин-мудеррис и сказал медленно, словно взвешивая каждое слово:

— Не его ответ, а мой совет следует признать негодным. Пусть же твое решение будет более справедливым, чем его. Не забывай, о великий, что борьба с женщиной не выигрывается насилием. Я по дороге обдумал ответ патриарха и его возможные последствия. Говорю тебе, не кривя душой: никогда не достанется тебе сердце этой неверной, никогда не перейдет она по-настоящему в нашу веру, если ты покараешь за нее христианского патриарха. Силой с женщиной не совладать.

Султан немного остыл. Затем спросил:

— Что же теперь ты советуешь делать?

— Пока я был у патриарха, улемы нашли их бывшего монаха, как раз из земли Роксоланы, что сбежал из монастыря и принял веру Магомета. Никогда я не доверял я таким людям, но ту он может оказать тебе услугу. Другого способа я не вижу. Если тебе будет угодно, то он уже сегодня сможет поговорить с этой невольницей.

— Делай, как считаешь нужным! — кратко ответил Сулейман. И добавил: — Прирученными соколами ловят соколов диких.

— Этот бывший монах, хоть и не сокол, но очень быстрый ястреб. Наши улемы знают его и утверждают, что он очень ловок. Как-то раз его услугами уже пользовались.

— Посмотрим! — сказал Сулейман.

Мухиддин-мудеррис низко поклонился и вышел задумавшись.

* * *

В тот же день в султанском дворце произошло то, чего раньше никогда не было с тех пор, как в нем поселились предки Сулеймана: к гарему падишаха в сопровождении самого Кизляр-аги был допущен бывший монах, который зашел в покои молодой Хюррем. Их оставили наедине друг с другом под охраной чернокожих евнухов у дверей.

Настя, хоть и знала строгие правила гарема, почти не удивилась тому, что к ней подпустили чужого мужчину.

Она поняла, что он связан с султаном. Но как? Этого она понять не могла, хотя очень внимательно смотрела в лицо гостя.

Это был человек возрастом за пятьдесят лет с хитрым взглядом, что присущ всем отступникам.

Он хотел было признаться в своем отступничестве, но вдруг подумал, стоит ли? Но все-таки решился. Ибо в противном случае риск полной утраты доверия к нему по раскрытии правды был бы слишком велик. А он намеревался еще не раз встретиться с ней.