Прерванный полет "Эдельвейса". Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г - Дмитрий Дегтев

«С вновь созданного командного пункта, расположенного в районе Херсонесского монастыря, можно было видеть такую картину: всю линию фронта и ее тылы с артиллерийскими позициями заволокло пылью и дымом от разрывов бомб и снарядов, – вспоминал начальник береговой обороны Черноморского флота генерал-майор П.А. Моргунов. – Эта зловещая туча неподвижно висела с самого утра до позднего вечера. Самолеты противника шли волнами по 20–30 машин. Видно было только 3–4 волны, а дальше они сливались в одну общую массу.

После массированных ударов авиации и артиллерии город задыхался в дыму огромных пожаров, представлял собой сплошное море огня и дыма. С водой было очень плохо, а налеты продолжались непрерывно, и число пожаров росло.

Ночью наступала зловещая тишина. Ни с той ни с другой стороны не раздавались выстрелы, вражеская авиация также прекращала свои варварские налеты. В городе пылал чудовищных размеров костер, зарево от которого было видно за десятки километров. Казалось, в Севастополе погибла вся жизнь и к утру от него останется лишь груда развалин и пепла. Но город жил. В подземных туннелях, укрытиях и всевозможных убежищах отважные севастопольцы продолжали работать для фронта».

В следующие дни бомбардировки и артобстрел продолжались с неослабевающей силой. С 3 по 6 июня люфтваффе выполнили 2355 самолето-вылетов, сбросив на Севастополь и его окрестности 1800 тонн фугасных и осколочных бомб всех калибров, а также 23 800 зажигалок. А, к примеру, гауптман Бётхер за эти дни совершил 8 боевых вылетов (189–196-й), сбросив на крепость свою порцию из почти 16 тонн бомб, в том числе три SC2500[56].

«Было начало июня. Грохот наполнял город, – вспоминал очевидец А. Ивич. – Гудок Морзавода не успевал оповещать о самолетах, группа за группой, почти без перерыва, налетавших на город, на аэродром, на позиции. Чаще рвались снаряды на улицах и бульварах, рушились стены уже поврежденных бомбами домов»[57].

Кроме бомб с немецких самолетов дождем сыпались пропагандистские листовки, призывающие защитников крепости бросить оружие и сдаться, предотвратив бессмысленное кровопролитие. За две недели, с 24 мая по 6 июня, было сброшено 638 000 таких воззваний, то есть примерно по 50 000 в сутки!

Надо сказать, что люфтваффе занимались сбросом бесчисленных листовок с самого начала операции «Барбаросса», хотя их эффективность никем всерьез не оценивалась. В этом потом убедились и сами немцы, когда британские Королевские ВВС заполонили аналогичными бумажками всю Германию. Даже маршал Харрис, возглавлявший английское бомбардировочное командование, признавал бесполезность этой пропагандистской войны: «Я всегда говорил, что единственный эффект от листовок, сброшенных на Германию, так это снабжение противника туалетной бумагой для остальной части войны!» Тем не менее десятки грузовиков, железнодорожных вагонов и транспортных самолетов занимались их перевозкой. Листовки занимали много места в бомбоотсеках, из-за них даже приходилось сокращать бомбовую нагрузку.

7 июня немецкие войска наконец начали штурм огромной крепости. К удивлению солдат, многим из которых казалось, что на советских позициях не осталось ничего живого, оборонявшиеся сразу же оказали отчаянное сопротивление. Рихтхофен тоже был удивлен и понял, что моральный дух защитников, несмотря на ужасающие бомбардировки, вовсе не сломлен.

Между тем люфтваффе работали на пределе возможностей. «Наша работа в Севастополе выставила самые высокие требования для людей и техники, – писал потом Вернер Баумбах, который в июне 1942 года был снова откомандирован командованием люфтваффе в Крым. – 12, 14 и даже 18 самолето-вылетов в день делались отдельными экипажами. Это приводило к огромному износу и нагрузкам для авиации и наземного персонала, который не мог спать и видеть сны в эти дни и ночи и нес ответственность за безопасное состояние машин».

«Перед нами показывается берег и Черное море. Мы изменяем курс на Севастополь, – вспоминал штурман обер-ефрейтора Фридрих Шульц из 4-й эскадрильи KG51. – Из радиоприемника раздается голос командира эскадрильи: «Ида Мария – звену! Перестроиться в правый пеленг! После атаки сбор южнее Балаклавы на высоте 2500 м!»

Впереди появляется Севастополь. Первые облачка разрывов возникают справа рядом с самолетом. Я отворачиваю колпачки с бомб и выбираю бомбы на бомбосбрасывателе, потом показываю Вальтеру, нашему командиру самолета, цель – Северный форт, который мы будем атаковать с пикирования. «Сбрасываем с высоты 2000 м», – говорит Вальтер мне. Заслонки системы охлаждения закрыты, щитки выставлены, я включаю автомат пикирования.

«К пикированию готов!» – раздается голос Вальтера. «Готов», – слышится троекратное «эхо» в ответ. Машина наклоняется, мы круто летим к земле. Форт под нами становится больше, встречный ветер свистит за кабиной. Я смотрю на высотомер. 2500, 2200, 2100, 2000 метров. Я хлопаю Вальтера по колену. Сбрасываем! Словно от удара гигантского кулака, меня прижимает к креслу. Самолет идет круто вверх. «Бомбы упали!» – докладывает наш бортстрелок. Я выключаю автомат пикирования и выбираю следующие бомбы. На крутом вираже мы видим разрывы наших бомб в Северном форте. С правым разворотом набираем высоту. По нам бешено стреляют зенитки. Мы снова над целью. Снова пикируем на противника. Нажатие кнопки на штурвале командира самолета – и бомбы снова устремляются к цели. Машина выходит из пике и набирает высоту. Зенитки продолжают вести по нам бешеный огонь. Сбрасываем бомбы с горизонтального полета на мастерские.

Я готовлю бомбовый прицел, выбираю бомбы и снова включаю бомбосбрасыватель, после чего не отрываю глаз от окуляра. Я вывожу цель на продольную линию, мастерские попадают в перекрестье, перевожу переключатель прицела, выставляю указатели угла зрения на конечную отметку, цель снова попадает в перекрестье, снова перевожу переключатель, выставляю отметки одна над другой – и вот цель снова в перекрестье. Я нажимаю кнопку, и бомбы падают в 50 метрах одна от другой. Я поворачиваю панораму назад, чтобы увидеть попадания. «4, 5, 6, 7, 8, 9 бомб. Отлично, горит!» – слышу я голос Ханса. В окуляр я вижу попадания в мастерские. От взрывов начинается пожар. Крутой вираж не позволяет мне следить за происходящим дальше. Я снова отворачиваю у бомб колпачки. Как сильно стреляет зенитная артиллерия, когда мы летим обратно к морю.

Бум! Над моей головой что-то ударило. Я удивленно поворачиваю голову – в фонаре надо мной дыра. Другие тоже смотрят на нее с облегчением. И тут нам снова повезло. Мы подлетели к району сбора, где уже кружат две другие машины. В прежнем составе мы ложимся на обратный курс. На улицах Севастополя мы наблюдаем интенсивное движение транспорта. Образуются редкие облака, на нужном пеленге я нахожу музыку, и вскоре мы садимся на нашем аэродроме. После того как вылезли, замечаем попадание в радиатор. 1-й техник сразу же начинает устранять повреждение. Па второе задание мы вылетаем на другом самолете. И так каждый день по шесть-семь раз над противником. Больше никакой другой жизни у нас нет».