Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут

Самое яркое и непонятное для иностранца проявление folketig, оно же его главная краса и гордость, – датский государственный флаг, Dannebrog. Датчане убеждены, что их флаг самый красивый в мире, и готовы водружать его по любым поводам – это могут быть дни рождения, похороны, годовщины или другие события. Флаг используют для украшения подарочной бумаги, поздравительных открыток, тортов и буфетных стоек. Ричард Дженкинс делает глубокий вывод о том, что гордо реющий во вторник Dannebrog часто свидетельствует о серебряной свадьбе: «С учетом високосных лет двадцать пятая годовщина любой субботней свадьбы будет приходиться на вторник». Он утверждает, что датчане тратят на флаги около 60 миллионов датских крон (6 миллионов фунтов стерлингов) ежегодно.

Использование флага подразумевает соблюдение целого ряда правил и ритуалов. Он ни в коем случае не должен касаться земли, его обязательно нужно спустить до наступления темноты, и так далее. При виде трепещущего на ветру Dannebrog или ребенка, раскрасившего лицо в цвета государственного флага, сердце датчанина замирает, а на глаза наворачиваются неподдельные слезы. Я помню изумление моей мамы при виде торта, поданного женой по случаю первого дня рождения нашего сына, – он был украшен целым хороводом датских флагов. Я сам смутился, услышав от тестя с тещей, что в честь моего дня рождения они подняли флаг на лужайке перед своим домом. (В Дании флагшток есть практически перед каждым домом. И даже перед детскими игровыми домиками.)

С точки зрения британца, такое обожание своего флага вызывает настороженность – как если бы вы узнали, что ваши друзья голосуют за UKIP[38]. Государственный флаг на упаковках товаров (от картошки до жидкости для мытья посуды) или на автобусах по случаю дня рождения какого-то второстепенного члена королевской семьи может ассоциироваться с фильмами Лени Рифеншталь[39]. Но на самом деле в любви датчан к своему флагу нет ничего особенно зловещего. Хотя за последние годы ксенофобский национализм Партии Датского Народа слегка запятнал Dannebrog, датчане не приравнивают свое размахивание флагами к шовинизму. Для них это просто hyggelig.

«Другие нации тоже любят свои флаги. Посмотрите, что происходит на Олимпийских играх!» – недавно возражал мне один датчанин.

«Да, но француз не водружает триколор в честь дня рождения своей кошки», – ответил я.

Ричард Дженкинс писал о необычной привязанности датчан к своему флагу в книге «Быть датчанином: парадоксы национальной идентичности в повседневной жизни». Он не считает это негативным явлением.

«Начнем с того, что не всякий национализм – зло, – сказал он, когда я позвонил ему домой в Шеффилд. – Датчане пользуются своим флагом в самых разных целях. С точки зрения использования это самый сложный флаг в мире. Но за последние полтораста лет он стал ассоциироваться с радостью, весельем и праздником».

Dannebrog заинтересовал Ричарда, когда он впервые прилетел в Данию и увидел толпы датчан, встречающих своих друзей и родственников с флажками в руках.

«Я не понял, что происходит. Может быть, с нами летел кто-то из членов королевской семьи, а я не заметил?» – рассказывал он. По мнению Дженкинса, датчане так любят размахивать флагами, потому что, будучи маленькой страной между Швецией и Германией, испытывают потребность в национальном самовыражении. «Постепенно Dannebrog все больше становился декоративным элементом и инструментом рекламы», – пишет Дженкинс. При этом датчане удивительно спокойно реагировали на массовое сожжение своих флагов в Дамаске во время скандала с карикатурами на пророка Мухаммеда в 2005 году. Возможно, потому что жгли ненастоящие Dannebrog и делали это не датчане.

Дженкинс вспоминает, как он был озадачен, увидев в супермаркете витрину с бананами, украшенную государственными флагами: «Я подумал, в Дании же не растут бананы!»

Осмотрев Еллингские камни, я продолжил исследовать Гнилой Банан. Я пересекал Ютландию в западном направлении мимо плантаций рождественских елок, полей пурпурных люпинов, пасущихся коров (свиней продолжали прятать в закрытых хлевах) и гигантских ветроустановок. Я проезжал через городки с непременными сетевым магазином, кебабной, десятком банков и парой благотворительных лавочек (которых в Ютландии хоть пруд пруди).

Обязательно попадались булочная с неизменными ржаным хлебом и булочками из слоеного теста, которые в англоговорящих странах называют «датскими». А здесь они – weinerbrod, то есть венские, по названию города, где их придумали. Кроме того, в каждом без исключений городке имелось собственное произведение искусства. Почему-то чаще всего это была либо скульптура толстой женщины, либо композиция из нескольких толстых фигурок, облепивших большой камень.

Образцы подобного творчества разбросаны по всей Дании, а в Копенгагене есть целые галереи подобного folketig/hyggelig «искусства». Самый яркий пример этой «комедии толстяков» встретился мне в Рингкебинге. На берегу бухты этого рыбацкого поселка стоит статуя, изображающая обнаженную толстую европейскую женщину с обвисшей грудью. Женщина восседает на плечах изнуренного африканца с карикатурно выпяченными губами, облаченного в набедренную повязку. В руках у женщины весы Фемиды. На случай, если идея произведения остается непонятной, рядом небольшая табличка, сообщающая его название – «Выживают жирнейшие» и то, что оно «демонстрировалось на съездах международных общественно-политических организаций (ОПО)». ОПО-арт! По иронии судьбы монумент со столь красноречивым названием установлен в двух шагах от прибрежных ресторанчиков, в меню которых преобладают продукты, жаренные во фритюре.

Я продолжал свой путь мимо лесов, полей и ветряков, по бесконечным прямым дорогам. Неподалеку от городка Бранде, уже устав от однообразия Ютландии, я увидел слева от шоссе громадный индуистский храм с разноцветной ступенчатой башней, украшенной изображениями божеств. Я притормозил, вышел из машины и простоял несколько минут, в изумлении рассматривая эту необычайную картину.

Оказалось, что это храм Шри Абирами Амман, главный духовный центр для нескольких тысяч тамильских беженцев, перебравшихся в Данию из Шри-Ланки в 1970-х годах. Я зашел внутрь. Сильнейшие запахи сандала и жасмина в вестибюле как будто перенесли меня в Индию. Навстречу мне вышла улыбающаяся молодая женщина в теплом зимнем пальто поверх зелено-желтого сари.

Она объяснила, что главная жрица храма Шри Абирами Упасаки, или Амма, проводит ежедневные обряды в час дня и в семь вечера. Поскольку было уже почти семь, она предложила мне остаться и посмотреть.

Вскоре из небольшого домика под соломенной крышей появилась маленькая женщина, с головы до пят облаченная в широкие оранжевые одежды. Это была Амма. Взглянув на меня, она проследовала внутрь. За ней шел мужчина средних лет, приветствовавший меня улыбкой и поклоном.