Укус ящерицы - Дэвид Хьюсон

Берег приближался, и Коста уже различал курсирующие по яркой границе между землей и небом ржавые развалины, определенно не подходящие для путешествия по дорогам. Он оглянулся на кабину – Фальконе, откинувшись на спинку сиденья. похоже, дремал. Перони торопливо просматривал документы – вечера ему, по-видимому, не хватило. Утро выдалось жаркое, безветренное и душное. Гольдони, глядя перед собой, равнодушно дожевывал очередную сигарету.

– Слышали о Хьюго Мэсситере? – спросил Ник.

Рулевой глубоко затянулся в последний раз, ловким щелчком выстрелил окурок вверх и в сторону и недовольно взглянул на римлянина.

– Слышал.

И так всегда. Общение с местными напоминало вялотекущее сражение. Информацию из них вытаскивали примерно так же, как тянут зуб. Не составляли исключение даже те, кто работал с римлянами в одной команде.

– Хорошее или плохое?

Гольдони ответил быстрой очаровательной улыбкой, которой недоставало только искренности. Нику он напоминал шустрых гондольеров, заманивающих девчонок прокатиться по Большому каналу; зная, что денег на оплату у них нет, хитрецы рассчитывали на награду в иной форме. Откровенно говоря, на полицейского, по мнению Ника, Гольдони походил куда меньше.

– Хороший парень. Знает нужных людей. Что тут еще скажешь?

Может быть, и ничего, подумал Коста. Примерно к такому же выводу подводили и материалы досье, и Ник склонялся им верить. На то имелись две причины. Во-первых, если дело обстояло иначе, это означало бы, что Венеция не просто отступила от правил, но сознательно закрыла глаза на хладнокровное, расчетливое, жестокое убийство и оставила безнаказанной смерть двух полицейских. Во-вторых, он принимал во внимание возражения Эмили. С чисто американской почтительностью к точности и определенности она настаивала на объективности, инстинктивно применяя тот же подход к повторяемым в отчете непроверенным фактам и слухам. Коста и сам понимал, что в досье нет ничего конкретного, ничего такого, что оправдывало бы продолжение полицейского расследования. Всего лишь мутные тени в старом, затянутом паутиной зеркале. Досужие разговоры, преследующие любого богатого и успешного человека, – путь наверх не обходится без врагов и ошибок.

В досье коротко описывался любопытный случай, произошедший пятью годами раньше. Одним из благотворительных проектов Мэсситера была двухлетняя музыкальная школа в Ла Пьета, церкви, связанной с именем Вивальди и расположенной на Рива дельи Скьявоне, неподалеку от Дворца дожей. В последний год существования школы – вскоре она закрылась по понятным причинам – он приобрел права на дебютное произведение неизвестного английского композитора, студента Оксфорда по имени Дэниэл Форстер. Позднее Мэсситер объяснял, что то была необдуманная попытка освоения новой территории. Ранее он занимался антиквариатом – скульптурой, живописью – и в музыке не понимал ничего, но поддался обаянию талантливого и, как ему казалось, простодушного Форстера. Сотрудничество обернулось трагедией. Форстер оказался не композитором, а мошенником, укравшим неизвестную старинную рукопись у старика антиквара, гостеприимно принявшего его в свой дом. Заметая следы преступления, молодой англичанин вступил в сговор с домоправительницей старика, некоей Лаурой Конти. Парочка устранила антиквара и его компаньона-американца. Когда полиция обратила внимание на сомнительную деятельность мошенников, сообщники расправились с двумя сотрудниками центральной квестуры, в том числе с возглавлявшей расследование женщиной.

Дело приобрело еще большую огласку, когда в заголовках газет появилось имя Мэсситера. Из материалов досье следовало, что Дэниэл оказался большим ловкачом, организовав все так, что на Мэсситера пало подозрение в пособничестве. Арестованный вскоре после расстрела полицейских на пьяццале Рома Форстер сознался в мошенничестве, но категорически отмел обвинение в убийстве и даже сумел убедить суд в своей невиновности. Отбыв короткое наказание, он воссоединился с Лаурой Конти и зажил в покое и достатке на средства от продажи чужой музыкальной пьесы и написанной по горячим следам событий книги.

Между тем Мэсситер, уехавший – на взгляд Ника, слово «бежавший» выглядело бы более уместным – в Америку, обратился за помощью к юристам. По прошествии двух лет он представил весомые доказательства, коими опроверг содержавшиеся в опусе Форстера клеветнические утверждения. Мало того, ему даже удалось добиться изъятия книги из продажи. Началась длительная судебная тяжба. Адвокаты Мэсситера одерживали одну победу за другой, подготавливая почву для его возвращения в Италию. Венцом их стараний стало новое дело против Форстера и Лауры Конти. Но еще до его завершения парочка исчезла. Мэсситер вернулся в Венецию отстоявшим свою честь триумфатором. Беглецов объявили в розыск, хотя всерьез их поисками никто не занимался. Согласно информации, полученной полицией из неведомых источников, Форстер и Конти подались сначала в Азию, затем в Южную Америку. В конце концов комиссар Рандаццо, служивший тогда в центральной квестуре, принял решение прекратить бесполезные и обременительные для полицейского бюджета поиски.

В глазах правоохранительных органов Венеции Хьюго Мэсситер был невинным человеком, пострадавшим отложных обвинений и ценой немалых усилий восстановившим доброе имя. Возможно, этим и объяснялось желание властей города предоставить ему широкие возможности для ведения бизнеса? Осознанием своей вины? В то, что чиновники могут испытывать подобные чувства, Нику верилось с трудом. А вот ознакомиться с делом поближе было бы полезно. Или, еще лучше, провести несколько часов в компании Дэниэла Форстера и Лауры Конти. Отвести обвинение в убийстве полицейских и выставить виновным самого Хьюго Мэсситера – для этого нужно обладать особым талантом. Впрочем, копаться в событиях пятилетней давности, не имеющих прямого отношения к трагедии на Изола дельи Арканджели, у него не было времени. И все же один любопытный факт стоило иметь в виду. Старого антиквара, убитого Дэниэлом Форстером, который затем пытался свалить вину на Мэсситера, звали Скакки, и он был двоюродным братом того самого Скакки, к которому они сейчас направлялись и который последним видел Уриэля Арканджело живым.

Венеция, напомнил себе Коста, город небольшой. Многие семьи здесь связаны давними узами, так что привлекший его внимание факт был скорее всего ничего не значащим совпадением. И все же факты нельзя откладывать в сторону без тщательной проверки.

Он вернулся в каюту. Перони дочитывал документы. Фальконе еще дремал.

– И что ты об этом думаешь? – тихо спросил Коста, когда напарник перевернул последнюю страницу.

Перони нахмурился:

– Меня учили тому, что дыма без огня не бывает. Англичанин вращается в довольно-таки странных кругах. Хотя мне, должен признаться, он показался человеком весьма любезным.

– С кем бы ты ни водился, убийцей это тебя не делает, – вмешался вдруг Фальконе. – Вывод только один – у него хорошие связи.

– Погибли четыре человека, – возразил Ник. – Из них двое полицейских.

Инспектор соизволил наконец открыть глаза.

– Не наше дело. По крайней мере до тех пор, пока нет очевидной связи с делом Арканджело. И в том, что такая связь проявится, я лично сильно сомневаюсь.