Фотограф - Татьяна Тиховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ален устало пожал плечами. Да и чем он мог помочь?
– Если вдруг объявится, дадите знать, – сказал он на прощание и распрощался.
Изрядно уставший Ален добрел домой.
Комната была такая же, как и прежде – в момент его поспешного ухода. Хотя нет, не совсем такая же… Те же все предметы стояли, висели, лежали на своих местах. Нет, не совсем те же предметы. Казалось, с самим воздухом что-то произошло, какое-то изменение, настолько незначительное, едва уловимое, что лишь слабый голос подсознания говорил о перемене.
Что-то было не так.
Алена вдруг пронзила ужасная догадка. Он рывком открыл дверь в лабораторию и взглянул на фотографию… Проявитель все еще добросовестно, молекула за молекулой, менял светлые соли серебра на темные. Ему было невдомек, что снимок и так уже был абсолютно черным.
В начале ХХ столетия Сент-Женевьев-де-Буа была небольшой деревенькой неподалеку от Парижа. В 1927 году здесь появилось первое русское кладбище. Именно на кладбище Cент-Женевьев-де-Буа хоронили практически всех русских граждан, проживавших в Париже и его окрестностях.
И поныне во всём мире Cент-Женевьев-де-Буа считается именно русским кладбищем, русским погостом.
На этом кладбище нашли свой последний приют многие представители высшего света России. Той России, которая не захотела стать Советским Союзом. Здесь покоятся герои военные, ученые, промышленники, элита и интеллигенция Российского общества, выброшенные из родной страны в результате сомнительного эксперимента, предпринятого Лениным и его очерствевшими соратниками.
Майским днем у свежевырытой могилы на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа стояла кучка людей, в которых можно узнать засегдатаев и артистов кабаре. Черные одежды и понуро опущенные головы делали их похожими на стайку нахохлившися под дождем ворон.
Когда заколотили последний гвоздь и гроб начали медленно опускать в могилу, неподалеку раздался такой безнадежный отчаянный вой, что все невольно оглянулись. В паре метров от людей стоял Василий. Похудевший, опаршивевший, с застрявшими в шерсти остьями, – и выл, выл… Его вой выворачивал душу.
Ален моментально вспомнил о последней просьбе Графа и попытался приблизиться к волку. Тот как будто не замечал приближающегося человека, но когда Ален медленно протянул руку к ошейнику, Василий отскочил на те же пару метров и продолжил свою песнь скорби. Поймать его не удалось.
Всему на свете приходит конец. Когда последняя горсть земли была брошена на свежий могильный холм, люди потянулись к выходу, чтобы вернуться к своим повседневным делам.
Ален сейчас был занят только одним делом.
Он ждал.
До гибели Графа Ален почти сумел себя убедить, что никакой рок не преследует его модели; что и вправду все можно объяснить простым стечением обстоятельств; что каждый погибший отчасти сам был виноват в своей смерти.
Но когда и Граф, не смотря на весь свой скепсис, погиб именно так, как была уничтожена его фотография, Ален уже не сомневался: его преследует злой рок. Только за что? За что?!
Увидев свою почерневшую фотографию, он бросился к зеркалу посмотреть на свое лицо. То что Оно настигнет Алена, он уже не сомневался. Вот только в каком обличье Оно придет? С мыслью о смерти Ален почти смирился. Почти – так как никто не хочет уходить из жизни раньше срока.
Но для Алена было большим мучением неизвестность. И тот же сакраментальный вопрос: за что?
Помня, как гибель настигла Жожо, Жюли, Графа, Ален вольно-невольно избегал машин, по возможности ходил только по широким улицам и всегда держал в комнате приличный запас воды – в кувшине, в ведре, в тазу.
Свою лабораторию Ален запер и даже не заглядывал туда – как будто старался запереть там злой рок, который по неизвестной причине не переставал его преследовать.
В Париже царило праздничное веселье по причине открывшейся Международной выставки. Город наводнили нарядные состоятельные приезжие. Веселье продолжалось днем и ночью, начинаясь в многочисленных павильонах с экзотическими экспозициями и заканчиваясь в кабаре или варьете.
Изюминкой выставки стал и вновь отстроенный огромный зоопарк. И там, по укоренившейся традиции, был и «человеческий» павильон.
Как-то Ален, не в силах безвылазно сидеть дома, решил сходить в зоопарк. Тем более, что там между вольерами были проложены широкие дорожки и не было автомобилей.
На какое-то время Ален даже отвлекся от своих горестных мыслей. Животные были сытые, ухоженные, располагались в огромных открытых вольерах. К ним нередко наведывались непрошенные гости в надежде подкрепиться даровым кормом. Среди экзотических птиц кормились назойливые воробьи и вороны, а среди хищников – уличные коты.
Ален вдруг увидел идущего по гравийной дорожке большого полосатого кота, с безукоризненно белой манишкой и такими же белыми носочками.
Ален остолбенел: да ведь это Тиберт! Мысли лихорадочно заметались в голве, как обезумевшие белки. Ведь Ален не закопал кота, а выбросил в бак! Так, может, он выжил! Отлежался, оклемался и выскочил! Ведь не зря же говорят: живучий, как кошка!
Кот неспешно удалялся по одной из дорожек.
Ален устремился следом:
– Тиберт! Тиберт! Подожди же!
Но тот, кого Ален принял за Тиберта, продолжал свое независимое шествование.
«Обиделся, – подумал Ален. – Честно говоря, есть за что! Но я искуплю вину! Кормить буду по-королевски, только парной телятиной! Спать будет на пуховых подушках! Только бы догнать!».
Ален не обратил внимания на то, что кот свернул на узкую дорожку с предупреждающей табличкой: «Вход только для служащих». Он не сводил глаз с удаляющегося кота, боясь потерять его из вида.
Кот пересек полянку и направился к решетчатому забору. Еще мгновение – и он пролезет сквозь прутья забора и будет недосягаем.
Ален рванулся бежать через песчаный пятачок на полянке.
И увяз. Увяз в опасной жиже, которая все больше и больше засасывала Алена. Ален попытался выбраться, но этим только ускорил неотвратимое погружение.
Когда эта щелочная каша поглотила Алена до плеч, он начал звать на помощь. Никто не отозвался. За несколько секунд он провалился до подбородка и все еще продолжал тонуть. Щелочь набивалась в рот, нос, разъедала глаза.
Еще несколько мгновений – и Алена засосало полностью.
Правду говорят – в последнее мгновение перед смертью вспоминается вся жизнь. Когда душа Алена еще из последних сил цеплялась за земную оболочку перед путешествием к лучшей беззаботной жизни, в его мозгу промелькнула догадка, которая все ставила на свои места. Он вспомнил с ожесточением произнесенную фразу: «Чтоб вас так же, как мои фотографии!..».
Но поделиться своими догадками он ни с кем уже не мог.
– Не могу смотреть! Она сейчас обернется!