Не та девушка - Илана Васина

— В моей семье говорили так: «Хочешь свободы — не влезай в долги!»

— Я, знаешь ли, не из тех целителей, кто стал бы ожидать за свою помощь ответных услуг. Тебе не стоило об этом переживать.

— А я, знаешь ли, всегда сам решаю, о чем мне переживать, — усмехается он, и я с досадой замолкаю, прикусив губу.

Хродгейр улыбается. Мягкий свет луны озаряет лицо таинственным голубоватым светом, превращая обычную, казалось бы, улыбку в приворотный обряд. Не могу оторвать взгляд от его лица, как ни стараюсь. Секунду он хмурится, а потом выдает:

— Я давно хочу спросить тебя… Почему ты воспользовалась магией, чтобы спасти меня, но не прибегаешь к магии для собственной защиты?

— Потому что не знаю, как.

Чувствую себя идиоткой, попавшей в ловушку собственной доброты. Так бездарно подставить себя и Айрин! О моих магических познаниях никто не должен был догадаться!

Полукровка удивляется:

— Значит, тебя не обучили пользоваться магией по-настоящему? Нападение, защита, исцеление, подчинение своей воле, чтение мылей…

— Пожалуйста, забудь, что ты видел во время наказания! Не было никаких капель, взятых из воздуха, ладно?

— Почему не было, когда были?

— Хорошо, были. Но хотя бы никогда никому про них не рассказывай!

— Я никогда не делаю того, чего не понимаю. Объясни.

Его настойчивость начинает раздражать. Вырываю свою ладошку из его пальцев, вглядываюсь в его глаза, даже во мраке мерцающие таинственными золотистыми бликами.

— Что тут непонятного? Сородичи накажут Айрин за то, что та разболтала эльфийские секреты человеку, а мне сотрут начисто память. Не хочу начинать жизнь с нуля, и Айрин жалко… Она же не специально… Я ее случайно взбесила, когда отказалась убирать вместо нее класс. Айрин парализовала меня заклятьем, потом я ее парализовала в отместку. Так мы и подружились…

— Сотрут тебе память, говоришь, — задумчиво хмыкает он, и между бровей прорезается морщинка. Руки недоверчиво складывает на груди. — Занятно. Правда ли она в это верила? Сколько, говоришь, в твоей школе обучалось эльфиек?

— Одна. Только Айрин.

— Вот как! — его недоверчивый прищур становится еще уже. — Что высокородная забыла в школе для простых смертных?

— Зачем ты так? У нас хорошая школа и наставницы прекрасные, с богатым опытом. И люди к нам постоянно приходят лечится. Мы на них практикуемся под руководством наставниц. Там любому будет наука, даже эльфийкам. Их в эльфийских школах вряд ли учат, как травами лечить по-настоящему больных людей.

— Действительно. Куда им, вооруженным магией, тягаться с вашими травами! — бубнит Хродгейр, усмехнувшись. Ирония едва заметна, и все же очевидна. От этого закипаю еще сильнее.

— Ты меня допрашиваешь, как подозреваемую в суде. В чем ты меня подозреваешь? Что я подмазалась к Айрин в подружки, чтобы она научила меня магии? Или в чем-то еще более «преступном»? — огорченно развожу руками.

— Тебя конкретно я ни в чем не подозреваю. Вот вокруг тебя много неясного.

— Так давай разбираться вместе! Что не так в моей истории? — на этих словах невольно зеркалю его позу, скрестив руки на груди. Однако вместо ответов он продолжает допрос.

— Опиши мне реакцию Айрин, когда ты ее парализовала в первый раз.

— Ну… Какая реакция может быть у парализованной человеком эльфийки? Кричать не могла, шевелиться тоже… Только побледнела, в ужасе вращала глазами и выразительно моргала… Еще мычать пыталась. Потом под конец успокоилась. Сказала, что у меня талант к магии. Что нашла родственную душу. Предложила обучать некоторым заклинаниям, чтобы веселее время бежало.

— Так ей было скучно в вашей школе до встречи с тобой?

— Да, — вспоминаю насупленное личико эльфийки, ее отсутствующий взгляд на первых уроках. Вид королевы, отправленной в изгнание. — Она как будто провинность там отбывала.

— Айрин говорила, по чьей инициативе приехала в эту школу?

— Старейший в ее общине настоял. Сказал, что видел человеческую школу знахарей в судьбе девушки. Ни один эльф не имеет права спорить с судьбой — так что ей пришлось подчиниться.

— Как звали того старейшину?

— Кажется, Финдис… Или Фундис… Или Фогдис… Точно помню, что имя начиналось на «ф» и кончалось на «дис».

— Невероятно ценная информация, учитывая, что половина эльфов имеют в имени «ф» и «дис»… Его фамилию ты, конечно, не запомнила.

— Да, не запомнила, — устало подтверждаю я.

Мы стоим в самом центре поляны. В замок идти не хочется, пока разговор ведется на деликатные магические темы. Не дай Великий, кто-то из слуг прознает, что Айрин научила меня некоторым заклятиям! Тогда мои нынешние проблемы покажутся невинной шуткой.

В нашем разговоре провисает пауза. Сначала полукровка думает о своем, уставившись прямо перед собой. Потом пристально разглядывает меня, словно пытается выжать максимум недополученной информации из моей мимики и жестов.

Хотя его лица в густом полумраке почти уже не видно, я ощущаю на себе его взгляды. Меня завораживает золотистое мерцание его глаз. Даже в темноте они светятся, как две звезды. Гипнотизирующие. Затягивающие. Чарующие.

Хочется подойти к ним ближе, окунуться в них с головой, погрузиться вглубь золотых огоньков и тонуть, тонуть, как будто окружающего мира никогда не существовало…

Помотав головой, с усилием стряхиваю наваждение.

— Прекрати! — приказываю ему, потирая лоб.

— Что прекратить?

— Свои нечестные приемы! У меня от твоего внушения уже голова кружится.

— Но… Я ничего не…

— Ханна! Ханна! Ну где ты, девочка? — вдруг раздаются крики Ингвер. — Рагу совсем остынет. Бегом на кухню! И ты, парень, заходи подкрепиться! Силы тебе ой как понадобятся!

Скрип пепла на зубах. Или это землей набит рот?

Глаза склеены чем-то липким. Едва размежив веки, теряюсь в кровавой дымке.

Совсем недавно здесь кипел бой… Нет, не так. Бойня.

Окружающее пространство утопает в стонах. Заткнул бы пальцами уши, если бы мог. Тяжесть запечатала тело каменной мощью и теперь ухмыляется циничным всевластием.

Жажда жизни так велика… все еще. Бывает ли она у мертвых?

Внезапно боль накрывает всего меня и сразу, как бросок в озеро с разбега. Укусы, удары, порезы, ожоги… Думал, со всеми оттенками боли я знаком вплотную, но так подло, исподтишка и с размахом скрутить тело в тугой, беспомощный узел — такого раньше не случалось.

Слышу собственные стоны. Вместе с ними получаю долгожданный ответ. Я жив.