Клеманс и Огюст. Истинно французская история любви - Даниэль Буланже

Мы с Шарлем вновь вернулись к нашим доверительным взаимоизлияниям.

— Да, Огюст, Клеманс меня беспокоит.

— Меня тоже, Шарль. — Но не успел я открыть рот, чтобы продолжить, как рядом с нами опять возник Кергелен.

— Ну до чего же некоторые люди нетерпеливы! — воскликнул он. — Просто поразительно!

— Но этот человек, наверное, очень голоден, — предположил Шарль.

— И он не одинок, — ответил Кергелен. — Каждый третий человек в мире страдает от голода. Я слышал, как об этом говорил один из наших заместителей министра… когда же это было? Да не далее чем вчера! Он сидел как раз за этим самым столиком и выражал пожелание, чтобы такие блинные, как моя, встречались бы на земле на каждом шагу. И однако же, несмотря на столь высокое мнение о моем заведении, я заставил его немного подождать, потому что завел с ним разговор о будущем, и он поздравил меня с тем, что я смотрю на будущее столь оптимистично. Как вы полагаете, случайно ли представители того слоя общества, который мы называем интеллигенцией, посещают мое заведение? Скажу вам по секрету: на протяжении последнего месяца я наблюдаю настоящее нашествие интеллигентов всех мастей, а еще мой кузен-ювелир уверяет меня в том, что он едва-едва успевает делать оправы для моих кусочков, вынесенных морем на берег после кораблекрушения, и делать для этих господ кольца. И действительно, в их сфере деятельности что главное — дух? Если вы не поддерживаете дух, не питаете его, то на что, спрашивается вы можете надеяться? Ведь именно Дух Святой объединяет, укрепляет и ведет и Отца, и Сына.

Дверь в кафе отворилась, в помещение ворвался свежий воздух, и сквозняк разогнал плотные клубы чадного дыма, так что в дверном проеме мы смогли различить два силуэта, две тени, если вам угодно.

— Ну, что я вам говорил? Вот ко мне и пожаловал сам господин министр культуры. Я вас покину ненадолго, потому что министр ко мне заглянул на минуточку, а вы еще будете сидеть за вашим столиком, когда он уйдет.

Министр подошел к нам, чтобы поздороваться с Шарлем Грандом, он дружески пожал ему руку и поприветствовал остальных посетителей, воздев руки над головой и сцепив их в замок; затем он уселся за заранее заказанный столик у лестницы, ведущей наверх, к туалетам, месту, очень посещаемому в этом заведении, где подавали отменный сидр. Никто не мог «избежать встречи» с «посетителем дня».

— Авринкур, — сказал Гранд, когда мы остались в относительном одиночестве, — я не хотел бы быть нескромным, но скажите, счастлива ли с вами Клеманс?

— Иногда я и сам задаю себе этот вопрос.

— Вы взаимно дополняете друг друга, но не кажется ли вам, что она в чем-то превосходит вас? Если вам нужно сравнение, то вот оно: думаете ли вы о ней так, как могли бы думать, как могла бы думать мебель (стол, стул, шкаф) о каком-нибудь косячке, клинышке или о какой-нибудь дощечке, что поддерживает ее в равновесии и не дает упасть?

— Да, приблизительно так я и думаю.

— Ну, тогда все не так страшно, как я вообразил. Мне казалось, что вы постепенно отдаляетесь друг от друга. Знаете, ведь двое могут жить под одной крышей и, как говорится, не видеть друг друга в упор, не замечать друг друга.

— Мы часто и подолгу проводим время вместе, под одной крышей.

— Уж не появились ли вновь в ее жизни те женщины, у которых она работала?

— Эти-то нет, но есть другие… Я говорю о ее героях. Она гораздо больше проводит времени с ними, чем со мной, она душой с ними даже в те мгновения, когда не говорит ни слова.

— О, я прекрасно изучил авторов романов, Авринкур. Они похожи на смотрителей, хранителей музеев, только они еще хуже, они еще более строги, суровы и нелюдимы, потому что они охраняют свои собственные коллекции. Итак, вы платите за входной билет, вы снимаете шляпу и вторгаетесь в их сокровищницу. Они сопровождают вас, следуют из зала в зал, постоянно ускоряя шаг, а вы обязаны восхищаться увиденным. Вы задаете им вопрос по поводу какого-нибудь живописного полотна, просите разъяснений, а они вам отвечают: «Картина говорит сама за себя», «В ее тайне сокрыта ее сила» и т. д. Если вы осмелитесь протянуть руку, тотчас же последует окрик: «Не трогайте! Не прикасайтесь!» А на выходе они протягивают вам свои форменные головные уборы или фуражки, а вы считаете своим долгом положить туда купюру или монету. Все это давным-давно известно, традиционно и привычно, как говорится, классика, обычное дело, но я-то имею в виду нечто иное, я говорю вам о другой Клеманс… Какой она бывает после того, как «закрывает свой музей на ключ, а ключ кладет в карман»? Что она делает?

— Она где-то бродит… ищет какой-нибудь укромный уголок, где можно было бы спрятаться и побыть наедине с самой собой. Я нахожу для нее такие уголки, но никогда не знаю, нравятся они ей или нет.

Шарль Гранд вытянул ноги и извинился за то, что случайно толкнул меня.

— Сегодня ночью она мне приснилась, и я проснулся… Должен ли я вам об этом говорить? Не знаю, не знаю…

— Мы не властны над нашими снами и грезами, — сказал я, — и я очень рад, что Клеманс вам нравится, хотя она и не прилагает к этому никаких усилий.

— Увы, речь идет о другом… Сон был такой странный… Я увидел Клеманс одну на берегу моря, кажется, где-то в Греции. Она стояла и держала на ладони маленький храм. Ветра не было, так что ниспадавшие складки ее одежды были неподвижны, словно изваяны из мрамора. Я направился к ней, будто озаренной каким-то странным светом, постоянно менявшим цвет и приобретавшим оттенок сначала ее глаз, то есть оттенок берлинской лазури, а затем понемногу еще больше темневшим и становившимся каким-то сине-черным, как ночное небо. Но пока я шел к ней, а идти по песчаному берегу было трудно, да к тому же и расстояние мне надо было преодолеть немалое… так вот, пока я шел, она опустила руку, положила храм на землю и исчезла. Внезапно храм начал увеличиваться в размерах у меня на глазах, колонны росли, словно деревья… И вот я оказался у подножия колоннады, перед какой-то дверью, над которой был плохо укреплен медный почтовый ящик, бившийся об эту дверь с глухим грохотом. Я позвонил в звонок. Мне открыла дверь… медсестра.

— Могу я видеть госпожу Маргарет Стилтон?

— Она ждала вас… Ведь вы господин Гранд из издательства Гранда, не так ли? Она ждала, придете вы в конце концов или нет. Этот вопрос мучил ее давно. Она очень постарела и изменилась, так что ее просто не узнать. Знаете, это самая благоразумная и смирная пациентка в больнице, ее губы постоянно двигаются, но слов не слышно. Она подает голос только по воскресеньям, и мы переносим ее в большую палату, чтобы другие пациенты могли ее послушать. Она рассказывает сказки, в которых всегда какой-нибудь бедняк-бедолага добивается успеха и богатства. Персонал больницы в эти мгновения тоже оказывается под воздействием ее рассказов, мы бываем буквально очарованы, а потому ходим на цыпочках, стараемся передавать стаканы с гранатовым сиропом так тихо и осторожно, чтобы ей не помешать и не прервать нить повествования. Но, увы, сегодня понедельник. Сейчас она спит, чтобы восстановить утраченные силы. Ее тело едва угадывается под одеялом, которое она натягивает так, что оно почти скрывает ее побелевшую голову.