Десять десятилетий - Борис Ефимов

Звонкие, доходчивые, будоражащие лозунги большевиков изо дня в день подстрекали широкие массы солдат и рабочих к свержению образованного Государственной думой Временного правительства, возглавляемого Керенским, к превращению, как провозгласил тот же неугомонный Ленин, «буржуазной революции в социалистическую», к диктатуре пролетариата. Разумеется, столичная печать высмеивала нелепые претензии большевиков на власть, возмущалась их безответственной подрывной пропагандой. Особенно усердствовала в этом плане газета «День», на страницах которой из номера в номер фельетонист Д. Заславский неутомимо громил большевиков, разоблачая при этом Ленина как немецкого шпиона, платного агента германского генерального штаба.

Однако, как известно, история распорядилась по-своему. В октябре того же года большевики, руководимые Лениным и Троцким, осуществили вооруженное восстание, арестовали Временное правительство и захватили власть. «Немецкий шпион» Ленин стал председателем Совета Народных Комиссаров — нового, так называемого рабоче-крестьянского правительства России. Антибольшевистские органы печати, включая «День», прекратили существование.

А что же яростный разоблачитель большевиков Д. Заславский?

А ничего. После кратковременной паузы он начал сотрудничать в новых советских газетах, причем так же бойко, доходчиво и убедительно агитировал за советскую власть, как раньше в «Дне» за Временное правительство.

Проходит несколько лет, Давид Осипович перебирается в Москву и становится постоянным автором главной газеты страны, так сказать, «неофициального официоза»— основанной Лениным «Правды», центрального органа Коммунистической партии. Автором постоянным и, добавлю, незаменимым. В самом деле, кто из журналистов мог бы подобно Заславскому быстро, оперативно, предельно доходчиво, точно и убедительно написать статью на любую, самую ответственную и острую тему?

Такие статьи обычно появлялись в газете без подписи автора, подобно передовицам, и тем самым давалось понять, что они выражают не просто мнение редакции «Правды», но политическую установку, безапелляционную директиву ЦК партии.

Таковы были, к примеру, вышедшие из-под бойкого безотказного пера Давида Осиповича недоброй памяти статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», возвестившая свирепую кампанию против «безродных космополитов», или статья «Сумбур вместо музыки», учинившая беспощадный разгром творчества Дмитрия Шостаковича.

Конечно, систематически публиковались в «Правде» и подписанные Заславским статьи на текущие злободневные темы, всегда толковые, убедительные, со знанием дела написанные, в том числе и на международные темы, разоблачавшие антисоветские козни западных империалистов. Не зря родилась лестная для журналиста эпиграмма:

Заславский находит время и для работы в журнале «Крокодил» и даже ведет там нечто вроде семинара для молодых, подающих надежды сатириков. С этим связан в моей памяти небольшой забавный эпизод.

На редколлегии «Крокодила» шло обычное обсуждение очередного вышедшего в свет номера журнала. Отмечались наиболее удачные материалы, причем все очень хвалили фельетон «Чьими глазами?» Д. Заславского. В нем хлестко высмеивалась Элеонора Рузвельт, вдова президента США, которая в своих впечатлениях о поездке в Советский Союз поведала, что за все три недели своего пребывания в России она ни разу не видела улыбки на лицах людей и не слышала смеха. Видела вокруг только угрюмые, унылые физиономии. Давид Осипович, благодушно улыбаясь, снисходительно слушал комплименты по своему адресу.

Попросил слова и я:

— Фельетон действительно неплохой. Остроумно построен — попадает не в бровь, а в глаз. Вполне достоин пера Давида Осиповича. Но это писал не он!

Все взгляды с недоумением устремились на меня и на Заславского.

— Как это не он? — спросил редактор «Крокодила» поэт Сергей Швецов. — Что вы хотите этим сказать? Давид Осипович! Что это значит?

Заславский неторопливо потрогал свои пушистые седые усы.

— Мне кажется, Ефимов прав, — ответил он. — Я что-то не припомню, чтобы писал об Элеоноре Рузвельт.

— Ну и ну!.. — заволновался Швецов. — Что ж это будет? Ведь автор этого фельетона устроит скандал, предъявит претензии! Как это ему объяснить? В какую неприятность влипли!..

— Успокойтесь, Сергей. Автор этого фельетона скандалить не будет. Все обойдется по-хорошему, — сказал я.

— Почему вы так уверены? — недоверчиво спросил Швецов.

— Очень просто. Это написал мой сын Миша. Он — один из молодых авторов в группе Давида Осиповича, получил от него эту тему.

Швецов облегченно вздохнул и, уже улыбаясь, посмотрел на Заславского, утвердительно кивавшего головой.

Довольно часто выступал Заславский на страницах «Правды» во время Великой Отечественной войны. Конечно, его вполне обстоятельные и доходчивые статьи нельзя сравнить с острыми, эмоциональными, своеобразными памфлетами Эренбурга в «Красной звезде», но, видимо, Сталин был Заславским доволен. Иначе как объяснить неожиданное появление тогда отдельного персонального указа о награждении Д. Заславского орденом Ленина за «военно-литературную работу»?

Но в начале 50-х годов дряхлеющий, одержимый клинической подозрительностью и патологической манией видеть вокруг врагов и заговорщиков, Сталин спровоцировал очередную волну террора. Началось пресловутое, замешанное на почти откровенном антисемитизме дело врачей — «убийц в белых халатах».

Мне рассказывали, что в ту пору на очередном партсобрании в редакции «Правды» тогдашний редактор «Крокодила» Беляев, личность с определенным черносотенным душком, заорал на Заславского:

— А вы чего пришли? На ваших руках кровь Жданова!!!

Трудно понять, какое отношение мог иметь Заславский, отнюдь не врач, а журналист, к инфаркту, оборвавшему жизнь секретаря ЦК Жданова, но логика в ту пору была не обязательна. И про Заславского заговорили, что он, определенно, идет «на посадку». Но неожиданная кончина Хозяина, им явно не запланированная, круто изменила обстановку в стране. Давид Осипович благополучно вернулся к работе в «Правде».

Мне хочется признать то, что для меня лично очень дорого — глубокое уважение Заславского к литературной и общественной деятельности Михаила Кольцова. Вот что написал Заславский в сборнике «Михаил Кольцов, каким он был»:

«…Во всей его фигуре, невысокой и подвижной, было изящество. Годы не старили его. И в легких движениях, и в жестах, и в выражении лица оставалось что-то мило мальчишеское, озорное. Он всегда готов был на смелые приключения, на неожиданные выдумки. Он был поэтом своего призвания — журналистики».

Вплоть до преклонного возраста Заславский сохранял работоспособность, общительный нрав и некое даже веселое озорство. Вспоминаю одну из наших последних, довольно забавную в своем роде встречу.