Я узнаю твой секрет - Лия Романовская

— Но ты сама не видела никого?

— Нет, конечно. Всем известно, что привидения ходят по ночам, а я в ночь не работаю. Вот как раз хочу поменяться с Эмкой, очень мне интересно, что за гад пугает больных и медсестер.

Рогозин молча слушал, а потом вдруг заявил.

— Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?

Я покачала головой.

— Ты бесстрашно берешься за любую авантюру. Уверен, что, если тебе бы предложили поискать девушку в космосе, ты бы и туда отправилась.

— Ну конечно…

Рогозин кивнул и придвинулся чуть ближе, ненавязчиво поглаживая мое плечо. Интересно, и давно он так делает? Я за всеми разговорами и про руку его забыла и про тех, кто стал виновником появление этой самой руки на моем плече.

Аккуратно покосилась на соседний столик. Тоха все еще бросал косые взгляды на нас, а Вика увлечённо о чем-то ему рассказывала, тоже иногда злобно косясь в нашу сторону. Короче выглядело все это до ужаса глупо, а потому я предложила Жене гулять в сторону дома.

По пути он позвонил другу, чтобы тот забрал машину со стоянки, и, со словами «я сейчас», ринулся куда-то в сторону. Появился минут через пять с цветами в руках.

— Вот, держи, чуть не забыл.

— Спасибо, — улыбнулась и зашагала дальше.

— Что, я даже поцелуя в щечку не заработал?

— А ты это называешь работой? — ухмыльнулась, видя, как краснеет этот донжуан.

— Ну… нет, я просто неправильно выразился. Ладно, проехали.

Оставшийся путь до дома проделали пешком, болтая обо всем на свете.

На улице уже совсем стемнело, но центр города красиво подсвечивали фонарики на деревьях. Романтичный лад портили две вещи: из головы никак не выходила парочка в кафе и предстоящая встреча с Машей. Пыталась так и эдак выстроить предстоящий диалог и все больше приходило понимание, что я топчусь на месте и просто-напросто занимаюсь какой-то ерундой. В конце концов ну какого черта я возомнила себя великим сыщиком? Вон у Рогозина намного лучше получается выколачивать из людей сведения. А что я могу? Нужно будет хоть список вопросов что ли составить, а то ведь обязательно что-нибудь да упущу.

— Ты совсем меня не слушаешь… — укоризненно произнес Женя, когда мы уже подходили к моему дому.

— А? Я? Нет, что ты… прости. Просто задумалась.

— Да я без претензии, из меня рассказчик и правда так себе.

— Да ну что ты! Ты прекрасный рассказчик.

— Ну тогда скажи, о чем я тебе рассказывал последние минут десять? — улыбнулся лукаво и оперся на забор, готовый вот-вот рухнуть под его весом.

— Забор!

— Шутишь?

— Я говорю, осторожно, забор рух…

Я так и не успела договорить, как десантник полетел вниз вместе со старым деревянным заборчиком, огораживающим дом, и теперь лежал на земле, ошарашенно разглядывая свои порванные джинсы и грязную, некогда белоснежную, футболку.

— А рассказывал ты про свой первый день в армии, — еле сдерживая рвущийся наружу смех, помогла ему подняться и теперь мы вместе отряхивали одежду от налипших листьев и комьев земли.

На шум выбежала Никитична, и ахая принялась нарезать круги вокруг поверженного забора.

— Не волнуйтесь. — смущенно пробормотал Рогозин, я вам новый поставлю, лучше прежнего.

— Он поставит, — я, не зная, куда деваться от стыда, погрозила ему кулаком и направилась к дому.

— Ну если поставит… — пробормотала Никитична и вздохнула.

— Я прямо завтра. Вы даже глазом моргнуть не успеете, а новый заборчик будет красоваться во дворе. Самый красивый забор будет.

— Ла ладно… Этот-то уже н ладан дышал, ты и не виноват вовсе. Не убился хоть?

Женя помотал головой и вновь принялся уверять, что не успеют первые петухи прокричать, а он уже все починит.

— Не надо с петухами, мы еще спать будем.

— Не надо, значит не надо.

— Иди уже, — давясь смехом пробормотала я, пожалев неудавшегося донжуана, а сама вслед за бабулей пошла в дом.

***

Рогозин приехал утром, как и обещал, но хоть не с петухами, и то ладно. Вместе с ним приехали бравые ребята на газели, погрузили старые деревяшки, что-то там замерили и отчалили, пообещав еще вернуться. Сам же Рогозин сказал, что заедет в час, чтобы отправиться на встречу с Машей.

И вот, в половину второго мы уже въезжали в маленький дворик серой хрущевки, стоявшей обособленно от других домов. В первый подъезд дверь была нараспашку открыта, вонь стояла непередаваемая и я зажала нос, пока понималась на четвёртый этаж.

Дверь нам открыли не сразу, а лишь после пятого звонка. На пороге стояла высокая полненькая блондинка и вяло жевала огурец.

— Чего вылупились? На диете я.

Рогозин развел руками и уже хотел зайти внутрь, как девчонка гаркнула:

— Стоять! Про мужика речи не было.

— Он тихий, — пробормотала я, — тихонько посидит в уголочке и мешать не будет. Кстати, не женатый, — шепнула я, наклоняясь к ней поближе.

Маша понятливо кивнула, поправила волосы и уже более томно произнесла:

— Проходите, мужчина.

Меня приглашать она сочла излишним, но я не обиделась. Шагнула вслед за Женей и вновь захотела зажать нос. Судя по изменившемуся лицу десантника его не меньше, чем меня пробило амбре.

— Ну и чего хотели? — Маша расположилась на замызганном и засаленном кресле. Нам сесть оказалось некуда.

— Да, собственно, про Асю узнать хотели.

— А… вообще без понятия, я-то еще думаю, чего у нее телефон недоступен, но, мало ли… потеряла или сменила. У меня своих забот. Ну ты помнишь. — кивнула она мне.

— А сможете что-то рассказать про нее?

— А что тут рассказывать. Папаша пьянь ее под дружка подложил, когда ей тринадцать было. Мать не знала, да он и сам не вспомнил. Утром только удивлялся, откуда бабло взялось. Прикинь?

Женя вздохнул, а я так и стояла, молча разглядывая сонную муху на подоконнике, упорно бьющуюся головой о стекло. Мне нечего было сказать, давно уже стало все ясно.

— Аська-то девка вообще-то неплохая, но слаба на это дело. А может и неслаба. Пойди ее разбери. Бабки. Миром рулят бабки. Нет бабок, нет мира.

Философские размышления переврал звонок телефона. Женя извинился и вышел, а я спросила еще волновавший меня вопрос:

— Может у нее парень был?

— Да нет вроде. Я бы знала… хотя…

Она задумалась и потянулась за сигаретой. Чиркнула зажигалкой, а я решила, что так и умру в этой квартире от смеси запахов.