Лабиринты лжи - Энн Стюарт

Все чувства оставили ее. Она стояла — пустая холодная раковина — и смотрела на человека с равнодушными непроницаемыми глазами, который так долго обманывал ее. Теперь она понимала, откуда бралась та настороженность, постоянно мелькавшая на его лице.

— Идем в дом, — позвал он и хотел взять ее за руку, но, увидев ее презрительную гримасу, не стал. — Ты поранилась… надо перевязать. Обещаю, что пальцем тебя не трону.

Она рассеянно взглянула вниз, на свою руку: из раны продолжала сочиться кровь, стекавшая вместе со струями дождя на песок.

— Я тебя убью, если ты только посмеешь.

Она сняла свои босоножки на высоких каблуках и медленно побрела обратно, держась на расстоянии от человека, выдававшего себя за Эммета. Единственной реальностью для нее был песок, сырой рыхлый песок под ногами. Ничего другого ощущать она не хотела.

Войдя, она остановилась посреди гостиной, в своем мокром, облепившем ее тело сарафане, и огляделась вокруг, будто в первый раз сюда попала. Человек, которого она считала Эмметом, куда-то исчез, после того как за ними закрылась дверь, но через минуту вернулся, неся бинты и йод.

— Садись на диван, — приглушенно сказал он.

Она помедлила, смерила его холодным, равнодушным взглядом и затем сделала, как он ей велел. Саднили ободранные о песок колени, сквозь тонкую мокрую ткань сарафана явно проступали вставшие соски. Она заметила, как его взгляд скользнул по ее груди. Ей хотелось надеяться, что ее грудь волнует его не больше, чем ее.

— Как ты порезала руку? — спросил он, опускаясь перед ней на колени, чтобы промокнуть кровь. Порез был всего один — глубокая рана на кончике пальца, которая все кровоточила.

— Ножом в ящике на кухне. — Его манипуляции причиняли ей боль, но виду она не подавала.

— Я тебя предупреждал. Острые ножи нельзя хранить в ящиках, их нужно ставить на подставку.

— Мне плевать, где ты хранишь свои ножи, — отрезала Рейчел. — Мне интересно, что случилось с настоящим Эмметом. Он умер?

Он отпустил ее руку и сел на корточки.

— Не думаю.

— Не думаешь? — саркастически усмехнулась Рейчел. — А тебе не приходило в голову, что он может объявиться? И тогда ваша с дядей Харрисом афера накроется медным тазом.

— Веришь ли, мы это предусмотрели. Поэтому мы выбрали Кауай. Здесь его видели в прошлый раз. Более того, последние несколько месяцев ходят слухи, что он до сих пор здесь.

— Ах, значит, вы все это затеяли по доброте душевной? Дабы выманить Эммета и уговорить его получить наследство? Кем-кем, а филантропом я бы тебя не назвала.

— А как бы ты меня назвала? — холодно поинтересовался он.

Она открыла было рот, но снова закрыла, ничего не сказав. Блаженная бесчувственность, охватившая ее при его заявлении, постепенно уступала место гневу, нараставшему с такой скоростью, что она испугалась, как бы дело не кончилось истерикой.

— Мне бы не хотелось произносить подобные слова, мистер… Аддамс. В устах вашей младшей сестренки они прозвучали бы не слишком приятно. — Она наклонилась и стряхнула песок с коленей. Несмотря на острую боль, она даже не поморщилась. — Здесь я сама. — Она протянула руку за йодом и затем стала увлеченно покрывать ссадины бурой жидкостью, жгучей как огонь, чему она даже была рада. — И что же ты собираешься делать, когда появится мой брат? Вежливо с ним раскланяться? А если он так и не появится? Я просто уверена, что человек твоих благородных принципов ни на секунду не соблазнится миллионами, которые должен унаследовать Эммет Чандлер. А между тем сойти за Эммета Чандлера тебе не составило бы труда — поскольку главный распорядитель наследства согласен был поклясться, что ты и есть его блудный племянник, а его сестра готова была подтвердить, что ты ее брат. Или ты чужд подобных меркантильных соображений?

— Ну почему же, — хмыкнул он, — вовсе нет.

Он по-прежнему сидел перед ней на корточках и смотрел на нее глазами хмурыми, как штормовой Тихий океан.

Рейчел откинулась на спинку дивана, не обращая внимания на дрожь, пробежавшую по всему телу. Он заметил это, но ему хватило ума не предложить свою помощь. Рейчел была на взводе, точно тугая пружина, и, если бы он коснулся ее, она могла бы разлететься на миллион кусков.

— Скажите мне, Джек Аддамс, как вы дошли до жизни такой? Чем вы занимались последние годы?

Этот вопрос положил конец его усилиям лгать во спасение. Она узнала воинственный огонек, вспыхнувший в его глазах, и даже обрадовалась. Она не нуждалась в его доброте или жалости — в гневе он был менее опасен.

— Я провел шесть месяцев в тюрьме, — сквозь зубы отвечал он, — а до того я много мотался по миру. — И все это было правдой, поскольку он решил следовать простому правилу: чем меньше врешь, тем меньше риск проколоться.

— Замечательно, — фыркнула она. — И каков же был уговор с Харрисом? Что он обещал тебе за твою роль? Помимо сестры Эммета Чандлера, конечно.

— Не забывай, что ты свалилась мне как снег на голову, — возмутился он. — Сколько раз я пытался тебя выпроводить? Не помнишь? Так что не надо делать вид, будто тебя обманули и предали.

— Вот как? — Боль в ее голосе ножом резанула его по сердцу. — И что ты получишь от дяди Харриса?

— Двести пятьдесят тысяч, в случае если Эммет найдется.

— А если нет?

— Миллион — если я смогу продержаться в роли Эммета год, чтобы родня ничего не заподозрила, а потом убедительно разыграть несчастный случай. — Говоря это, он стойко выдерживал ее взгляд.

— Обалдеть! Вот так удача для бродяги и уголовника. Обидно все-таки будет, если Эммет найдется, не так ли?

— Нет, не совсем так. Четверть миллиона мне полагается в любом случае. То есть полагалось, пока ты не приехала, — проворчал он. — Я всегда предпочту синицу в руках журавлю в небе.

— Раз уж ты заговорил пословицами, то как насчет еще одной: пошли вора поймать вора? — Ее мокрое тело снова пробила зябкая дрожь, и она выпрямилась. — Понимаешь, Джек Аддамс?

— То есть?

— Я тебе не верю. Дядя Харрис, может быть, верит, а я ни на грош. Если ты ввязался в это дело всего лишь ради того, чтобы набить карман, то я и вправду твоя младшая сестра. — Она снова откинулась на спинку. Торжествующий тон не вязался с потерянностью и одиночеством в ее глазах.

— Не веришь? Что ж, я тебя не виню.

Он встал и потянулся. Мышцы забугрились под влажной теснотой джинсов и рубашки цвета хаки. Глядя на линии его тела, резко обозначившиеся в свете керосиновой лампы, она поняла, что по-прежнему к нему неравнодушна. «Вариться тебе в котле с кипящим маслом, — попробовала она мысленно себя припугнуть, но впустую. — Сама решай, что правда, а что нет».

Он явно знал о ее сомнениях и нарочно искушал ее, желая напомнить о прошлом. Ей стало противно. Никогда больше.