Краткая история Лондона - Саймон Дженкинс

Карл поначалу решил расширить дворец на запад, к Гайд-парку, для чего нанял французского ландшафтного архитектора Андре Ленотра, который должен был перепланировать часть земли бывшего лепрозория Святого Иакова. В проект Ленотра входили канал и дорожка для очень популярной в то время игры палла аль мальо (palla al maglio), напоминавшей крокет, но на очень вытянутом в длину поле; прежде в эту игру играли на месте нынешней улицы Пэлл-Мэлл. На западном конце парка располагалась старая шелковичная роща, посаженная Яковом I, которому, однако, не удалось развести в ней гусениц, дававших шелк. Этот участок впоследствии перешел графу Арлингтону, а затем герцогу Бекингему, и на нем в конечном итоге был выстроен Букингемский дворец.

Что касается самого Уайтхолла, в нем по-прежнему то тут, то там возникали отдельные новые части, но ничего похожего на Тюильри на Темзе не возникло; не получилось и Версаля на воде, о котором мечтал Рен. У Карла кончились деньги. Наконец, в 1691 году, когда король уже умер, а его брат Яков II бежал, весь дворцовый комплекс, кроме Банкетного зала, сгорел. Преемники Стюартов покинули сырой и грязный Вестминстер и уже не вернулись сюда.

До наших дней дошло совсем немного значительных зданий, построенных вскоре после Великого пожара. В Сити это старый Дом декана (1672) близ церковного двора собора Святого Павла, а также здание Геральдической палаты неподалеку и несколько сохранившихся залов ливрейных компаний. До пожара, наряду с восстановленным Стэпл-Инн в Холборне, возможно, построены дома, возвышающиеся над лабиринтом проходов и проулков на улице Клот-фэр неподалеку от границы Смитфилда; если так, то они, со своей кирпичной облицовкой и широкими эркерными окнами, относятся к середине XVII века. Но никуда не делся излюбленный стиль эпохи Реставрации – непрерывный блок из четырех- или пятиэтажных особняков, каждый с собственной передней дверью, с подвалом или без него, с гостиными на первом и втором этажах и спальнями выше. На самых шикарных площадях этот образец воплощался в преувеличенном виде, на скромных глухих улочках – в масштабах поменьше. Подобные дома были лишены претенциозности, получались не слишком просторными, но обладали достоинством и изяществом. Эта модель дома стала нормой лондонской застройки везде, кроме самых убогих строений для сдачи внаем, и оставалась таковой на протяжении XVIII и XIX веков, пока в конце правления королевы Виктории ей на смену не пришел популярный доныне тип многоквартирного дома.

В XVIII век Лондон вступил самым молодым городом Европы. Почти все дома в нем, от самых бедных до самых богатых, были построены в предыдущем столетии; дома в других городах до сих пор в основном лепились вокруг средневекового центра. Одним из последствий этого стало то, что, когда европейские страны в XIX веке перестроили центры своих городов, в основном заполнив их многоэтажными многоквартирными домами, Лондон остался с улицами террасной застройки, следствием чего была довольно низкая плотность населения. А значит, чтобы вместить растущее количество жителей, нужно было занимать все больше земли. К счастью, земли вокруг Лондона было много.

В период Реставрации Лондон прошел через так называемый малый ледниковый период (конечно, названный так гораздо позже). Среднегодовая температура снизилась на два градуса, и для борьбы с холодом импортировалось много угля. Темза была шире и текла медленнее, чем сегодня; старый Лондонский мост был почти что дамбой. Поэтому река регулярно замерзала. Зимой 1683/84 года Темза была покрыта льдом целых полтора месяца, что позволило провести знаменитую «морозную ярмарку». От Темпла до Лондонского моста на льду реки была построена целая улица из временных лавок, вдоль которых ездили экипажи.

Атмосферу праздника зафиксировал Ивлин. Посетителей ожидали «будки, где жарили мясо… катание на санях и на коньках, травля быков, конные бега и скачки, кукольные представления и фарсы, поварни, пивные и прочие злачные места, так что все это казалось какой-то вакханалией». Король и королева вгрызались в жареного быка неподалеку от Уайтхолла. Впрочем, не все было так радужно: «Немало охотничьих угодий было сведено, а топливо всех видов настолько подорожало, что пришлось собирать значительные средства, чтобы бедняки не померли от холода… Лондон, где из-за слишком холодного воздуха дым плохо поднимался вверх, был настолько наполнен сажистыми испарениями каменного угля, что едва можно было дышать».

Столица Карла начинала отчасти терять лоск, приобретенный в начале Реставрации. Король все чаще ссорился с парламентом по вопросу финансирования своих величественных строительных проектов. Слухи о том, что король – тайный католик, подогревались тем, что католиком, соблюдавшим все ритуалы, был его брат и наследник Яков, герцог Йоркский. Парламенту это решительно не нравилось, что в 1682 году привело к открытому кризису в вопросе о престолонаследии, и Сити в целом принял сторону парламента. Да, Лондон был в восторге от Реставрации и отнюдь не желал новой гражданской войны. Однако среди жителей города твердо утвердился протестантизм, и возвращаться к католической монархии они не желали.

Разъяренный Карл ответил беспрецедентным шагом – отменой королевских хартий, дарованных гильдиям Сити, а затем и хартии, дарованной самой Корпорации лондонского Сити, то есть независимой муниципальной администрации. Когда это решение дошло до суда, лоялисты-судьи приняли сторону короля. Лорд главный судья Джеффрис отметил, что «король Англии является тем самым и королем Лондона». Столица, по его словам, «не более чем очень большая деревня». Подобных выражений олдермены Сити прежде не слыхивали.

В 1685 году король Франции Людовик XIV отменил Нантский эдикт одного из своих предшественников, толерантного к протестантам Генриха IV[50]. За этим отголоском Варфоломеевской ночи последовал новый массовый исход гугенотов в Лондон. Многие из иммигрантов, ютившихся во французских кварталах Сохо и Спиталфилдса, рассказывали жуткие истории о притеснениях, которым они подвергались на родине. В том же году Карл II скончался, и на престол взошел католик Яков II (1685–1688). Он не сделал ничего, чтобы успокоить общество относительно своих симпатий. Он оказывал покровительство католикам, продвигая их на главные должности в правительстве, армии, государственных учреждениях и Оксфордском университете. Казалось, что он полностью принял сторону французских притеснителей.

Яков не имел ни такта, ни харизмы своего брата. После того как король женился вторым браком на католичке Марии Моденской, его положение быстро стало неустойчивым. Хотя он мог положиться на некоторых католиков, поддерживавших его в некоторых частях Сити, в целом англичане готовы были терпеть его власть только потому, что наследница престола, его дочь Мария Стюарт, была воспитана в протестантизме и выдана замуж за протестанта, героя франко-голландских войн Вильгельма Оранского. Однако спокойная жизнь закончилась, когда в 1688 году вторая жена Якова родила сына, сменившего Марию в качестве наследника престола. Перспектива получить католическую династию и союз с французским благодетелем Якова Людовиком XIV, воевавшим с Вильгельмом Оранским, переполнила чашу терпения Лондона.