Две жизни одна Россия - Николас Данилофф

зуб". В 1985 году, когда англичане выслали из страны 25 советских служащих как шпионов, Горбачев приказал сделать то же самое с 25 англичанами в Москве. Когда Маргарет Тэтчер увеличила ставку, приказав еще пяти советским официальным лицам складывать чемоданы, Горбачев выдворил из СССР еще пять англичан.

По мнению Горбачева, Советский Союз как сверхдержава должен пользоваться уважением, в особенности со стороны США. И в 1986 году советский лидер совершенно не намеревался вести себя мягко с президентом Рейганом. Горбачев страдал от тех, как он считал, совершенно неоправданных оскорблений, которые последовали после первого совещания в верхах в Женеве. В январе Белый дом отклонил далеко идущие предложения Горбачева по сокращению вооружений, даже не рассмотрев их должным образом. В марте Пентагон направил, без предварительного уведомления, военные корабли в советские территориальные воды у берегов Крыма, что заставило Советские Вооруженные Силы объявить военную тревогу. В том же месяце президент Рейган приказал значительно сократить советский дипломатический персонал в ООН якобы потому, что они почти все были шпионами. В апреле США подвергли бомбардировке Ливию, которая была в дружеских отношениях с СССР, в отместку за нападение террористов на ночной клуб в Германии, где погибли американские граждане. Потом, во время подготовки ко второму совещанию в верхах, Белый дом санкционировал арест Захарова. Я представлял себе, как советские дипломаты задавали себе вопрос: если американцы поймали советского шпиона с поличным, почему они не поставили в известность об этом посла СССР и не потребовали его высылки? Зачем поднимать шум сейчас? По их мнению, или президент Рейган ведет себя явно провокационно, или какие-то силы не хотят, чтобы состоялось совещание в верхах. При всех обстоятельствах Горбачев не собирался позволить, чтобы с ним обращались подобным образом.)

Я старался рассмотреть свой арест в свете американосоветской конфронтации со всех сторон, и все больше укреплялся в мысли, что не желал бы быть просто обмененным на советского шпиона. Ведь тогда люди будут думать, что я действительно был связан с ЦРУ. Такие подозрения преследовали бы меня всю оставшуюся жизнь, точно так же, как это было с Сэмом Джаффе, моим телевизионным коллегой, которого они и погубили.

Чего я, слава Богу, не знал, так это прецедента подобного обмена; оказывается, в 1972 году правительство США согласилось обменять советского шпиона на американского бизнесмена, которого держали заложником в качестве ответной меры (такова была теперь позиция русских в моем случае). Это случилось в феврале 1972 года, когда ФБР арестовало Валерия Маркелова, советского гражданина, не имевшего дипломатической неприкосновенности, который собирал секретную информацию об американском военно-морском истребителе Ф-14А Томкат. КГБ на это ответил арестом Пола Сьеклоча, бизнесмена из Калифорнии. Этот веселый, темпераментный американец неоднократно посещал Москву и хотел организовать группы туристов для охоты в Сибири. Ранее он без всяких затруднений проходил таможенные досмотры, вручая дорогие подарки чиновникам как взятки. После ареста Маркелова он получил несколько приглашений приехать в Москву для завершения сделки. Когда он прилетел, он был арестован в аэропорту за ввоз необъявленного в декларации огнестрельного оружия и брошен в Лефортово.

Сьеклоча держали под арестом несколько недель, пока США не потребовали его освобождения самым решительным образом. Наконец, была достигнута договоренность. Сьеклоча был препровожден в здание посольства США. После того, как его следователь из КГБ зачитал решение, согласно которому впредь Сьеклоча был запрещен въезд в СССР, он был отправлен самолетом в США. Маркелов же был выслан в Москву за несколько дней до первого совещания в верхах между президентом Никсоном и Брежневым в мае 1972 года. Оба руководителя сверхдержав стремились встретиться, поэтому им лучше было замять все это дело. Этот инцидент оставался бы тайной и до сего дня, если бы газета "Нью-Йорк тайме" несколько месяцев спустя не сообщила о том, что Вашингтон обратился с просьбой к федеральному судье снять обвинение против Маркелова, с тем чтобы залог за него в сумме 1 000 000 долларов мог быть возвращен русским.

Сидя на койке, думая об отношениях между сверхдержавами и пытаясь читать, я взглянул на Стаса. Он быстро заполнял клочок туалетной бумаги какими-то бесконечными формулами. Это напомнило мне, что когда-то в детстве я интересовался математикой: в школе с головой уходил в прямолинейную и сферическую тригонометрию и навигацию. В колледже продолжал изучать математику, но когда мы перешли к дифференциальному исчислению, я потерял к ней всякий интерес. Сейчас в надежде отвлечься я попросил Стаса объяснить мне интегральное исчисление. Как и следовало ожидать, он очень обрадовался моему желанию разделить с ним его увлечение числами. Он взял кусок чистой туалетной бумаги, начертил диаграмму с осями Икс и Игрек и провел кривую в первом квадрате. Надо было определить площадь, расположенную ниже кривой. Затем он начал объяснять мне по-русски то же самое, что тридцать три года назад мне объясняли по-английски в Гарварде. Устав, наконец, от его лекции, я поблагодарил его и сунул листочек в карман.

В час дня, как и обещал Стас, я услышал звук двигающейся по коридору тележки. Обед — самая большая трапеза в Лефортове. Дают суп, картофельное пюре, граммов 60 рыбы или мяса и чай. Мы ели медленно,

стараясь растянуть процесс минут на пятнадцать-двадцать. Вскоре после обеда кормушка с лязгом открылась.

— Данилов! Готовьтесь к вызову! — крикнул охранник. Сердце у меня упало. Что же теперь будет? Через несколько минут в сопровождении часового я шел по балкону в комнату 215.

* *

Полковник сидел за столом. Взглянув на меня, он подписал обычный пропуск и отдал его часовому.

Я чувствовал себя крайне униженным перед моим хорошо одетым противником: руки за спиной, штаны сваливаются, ботинки не зашнурованы. Щетина на подбородке чесалась, и я пропах потом. Я внутренне сжался, но старался не показать вида.

Сергадеев молча внимательно осмотрел меня. Затем указал мне на стул, дав понять, что маленькая игра между подозреваемым и следователем окончена.

— Как поживаете, Николай Сергеевич? — спросил он дружеским тоном, показав, что он вовсе не думал меня унижать. — У Вас есть какие-либо жалобы?

— Никаких, кроме того, что Вы меня держите здесь, — ответил я. В действительности же меня мучил геморрой, в особенности, когда я часами сидел на жестком деревянном стуле в кабинете Сергадеева. Я не хотел говорить ему об этом, во всяком случае сейчас. Я уже проявил достаточно слабости для одного дня. Потом, может быть, я скажу о своем состоянии здоровья, в частности о высоком давлении.

— Кстати, — сказал полковник, — я дал Вам блокнот?

Я покачал головой.

Сергадеев протянул через стол мне записную книжку в зеленом