Рыцарь-призрак - Корнелия Функе

– И правда! – Цельда обернулась и посмотрела на меня с надеждой. – Йон! Отчего же ты не вызываешь Лонгспе?

Я не знал, куда девать глаза.

– Потому что, может быть, он тоже убийца, – выдавил я наконец из себя, – а их у нас сегодня вечером будет уже предостаточно, не так ли?

Кладбище в Килмингтоне находится в конце узкой сонной улицы, про которую, по правде, совсем не скажешь, что вдоль нее скачут по ночам мертвые душегубы. По правую руку от кладбища все еще стоит дом, где некогда жили Хартгиллы. Конечно, в последние пятьсот лет он не раз перестраивался, но что на один миг заставило нас всех оцепенеть, так это выставленная перед садовыми воротами табличка: «ПРОДАЕТСЯ». Я уверен, каждый из нас думал об одном и том же: либо его обитатели страдали, живя рядом с кладбищем, где бесчинствовала банда мертвых убийц, либо (в том случае, если Бородай прав относительно своих историй) их вообще не было больше в живых.

Второй вариант я решил пока не рассматривать.

Ворота высокой живой изгороди, которой было обнесено кладбище, оказались на замке, и мы с Бородаем через них перелезли. Цельда тоже было попыталась, но, в конце концов, ей пришлось со злобной миной принять нашу помощь. Я думаю, ей было очень трудно смириться с тем фактом, что ей уже и в самом деле семьдесят пять.

За изгородью было так тихо, что мне чудилось, будто я слышу, как бьется мое сердце. Но в этой тишине не было ничего мирного. Казалось, ее наполняли стоны и глухие крики, как если бы сама земля хранила память о том, что здесь много лет назад произошло. Стены церкви, стоявшей между надгробиями, избороздили трещины, как лицо старика – морщины, а ее темные окна напоминали глаза, следившие за нами.

– Имя Стуртона здесь искать бесполезно, – сказала Цельда, пока я изучал надгробия. Большинство из них до такой степени обветшали, что торчали из короткой травы, словно гнилые зубы. – Он был похоронен в Стурхеде[23], фамильном имении Стуртонов. Я все время задаю себе вопрос, почему он не приходит туда. Ведь это кладбище даже не было местом убийства. Здесь Уильяма Хартгилла спасла доблесть его сына.

– Кто знает, может, Стуртон не любит туристов в Стурхеде, – сказал Бородай, озираясь по сторонам.

Небо уже потемнело, хотя солнце должно было зайти самое раннее через час. Что, если они уже давным-давно запугали Эллу до смерти? Мое сердце сжалось в кулак.

– Элла! – воскликнул я. – Элла!

Естественно, ответа не последовало. «Только не начни реветь, Йон Уайткрофт! – приказал я себе. – Бородай воспримет это как лишнее свидетельство того, что ты – просто избалованный мямля, да и Элле это тоже не понравится!» – Но ничего не помогало. Слезы все равно подступали к моим глазам.

К счастью, меня отвлекла Цельда.

– Поди сюда, Йон, – сказала она. – Я хочу тебе кое-что показать.

Церковь была заперта, но Бородай взломал замок куском проволоки.

– Кто любит осматривать заброшенные дома, где якобы живут привидения, тот должен это уметь, – только и произнес он, заметив мой ошарашенный взгляд.

Я спрашивал себя, известны ли моей матери эти способности Бородая, но решил ей лучше ничего не рассказывать. Чего доброго, благодаря этим своим талантам он покажется ей еще более привлекательным.

Воздух за церковными дверями пах воском и увядшими цветами и был таким же холодным, как дыхание призрака.

– Сюда, – сказала Цельда и поманила меня по центральному проходу. В нескольких шагах от алтаря она остановилась. – Здесь они лежат, – сказала она и указала на камни перед нами, которыми был выложен пол. – Сплошные Хартгиллы. Видимо, оба убитых покоятся тоже здесь. Твоя мама тебя сюда никогда не приводила?

Я рассматривал выдолбленные на плитах имена и покачал головой.

– Я думаю, мама даже и не знает об этом месте, – пробормотал я. – Она не придает значения генеалогии.

– Да, это правда, – тихо засмеялся Бородай. – Напротив, Имоджен поднимает на смех тех, кто копается в своих семейных историях.

Взгляд, который он за это от меня схлопотал, выражал все что угодно, кроме симпатии. Я все еще не мог свыкнуться с тем, что он так много знал о моей матери.

Дальше Цельда поманила меня к одному из окон по правую руку от нас.

– Это окно изготовили в память о Джоне и Уильяме Хартгиллах, – сказала она. – Его заказал один из их потомков. Красивое, правда?

Я кивнул. Странное чувство узнать, что у тебя есть предки, изображенные на окнах из флинтгласа[24]и похороненные под церковным полом. Я был не уверен, стоило ли этим гордиться, но все-таки гордился. Внезапно я увидел, как все те, кто передал свое имя моей матери, выстроились позади меня в длинную шеренгу. Когда-то они были такими же юными, как я. Они любили своих матерей, дразнили своих сестер и, возможно, некоторые из них по необходимости даже сражались с Бородаем. Я ощущал их в моих костях, в моей крови. Я слышал хор их голосов в моем сердце. Их было видимо-невидимо, так что мысль об этом действовала одновременно и пугающе, и утешающе. Все эти имена на церковных плитах ясно напоминали мне, что и мое имя будет когда-нибудь высечено на могильном камне.

Цельда снова вырвала меня из моих раздумий, и на этот раз я был также признателен ей за это.

– Я думаю, скоро стемнеет, – сказала она. – Мэтью, лучше всего, если ты спрячешься среди деревьев рядом с воротами, а мы с Йоном останемся в церкви. Позвони мне по мобильному, как только ты там на улице что-нибудь или кого-нибудь заметишь. Мы выйдем наружу сразу же после твоего звонка. Тогда сделаем вид, что собираемся обменять Йона на Эллу, а потом, когда они отпустят Эллу, отвлечем их, чтобы дети могли убежать в церковь.

Если нам предстояло иметь дело со Стуртоном и еще по крайней мере с одним живым человеком (я все еще надеялся, что помощник Стуртона будет живым, а не одним из его мертвых холопов, влезшим во взятый для него напрокат труп, как прорицал Бородай), то на хорошо обдуманный план это вряд ли походило. Вне зависимости от этого, в церкви мы, пожалуй, едва ли могли чувствовать себя в полной безопасности. Как бы то ни было мне ничего лучше в голову не приходило, а у Бородая, как казалось, с отведенной ему ролью не было никаких проблем, поэтому я придержал язык.

– Хорошо, так и сделаем, – сказал он Цельде. – Ружье, наверное, лучше взять мне? Или как?

Ружье? Я сгруппировался.

– В детстве Мэт вечно стрелял в лисиц и соколов, которые охотились за его кроликами, – пояснила Цельда, когда я снова недоверчиво посмотрел на Бородая. – Благодаря этому из него получился очень неплохой стрелок. И он потерял всего одного-единственного кролика.