Чревовещатель - Ксавье Монтепен

– Зачем же вы бросили службу?

– Это было выше меня. Кое-что влекло меня во Францию…

– Что именно?

– Это касается только меня…

– Правосудие хочет и должно все знать.

– Господин судья, — прошептал Сиди-Коко, — я был влюблен… Это ведь может случиться с каждым?..

– И в кого вы были влюблены?

– В одну молодую девушку, и притом в честную!..

– Как ее зовут?

– Вам непременно нужно это знать?

– Необходимо.

– Ее зовут Мариетта Ландри… — пробормотал Сиди-Коко.

Судья ожидал такого ответа и потому не выразил никакого удивления.

– Как давно вы знакомы с этой особой? — продолжал он.

– Пять лет… Из-за нее я и поступил на военную службу.

– Объясните.

– Нужно вам сказать, господин судья, что Жак Ландри был прежде моряком. Он был помощником начальника одного из судов господина Домера и почти всегда находился в плавании… Дочь его, Мариетта, жила в Гавре со своей старой родственницей. Я также уроженец Гавра, и там я занимался всевозможными ремеслами, которые почти ничего мне не приносили… Водил иностранцев по городу, помогал разгружать суда, носил вещи на железную дорогу… Мне случалось служить в гостиницах. Я также продавал попугаев по поручению торговцев птицами. По вечерам я зарабатывал несколько су в трактирах посредством чревовещания, так как я от природы чревовещатель. Словом, я не умирал с голоду и много трудился, но, не имея настоящего ремесла, прослыл лентяем.

– Эта репутация, вероятно, приводила вас в столкновение с местной полицией? — прервал его следственный судья.

– Никогда! — воскликнул Сиди-Коко. — Клянусь вам! Мой злейший враг, если бы я имел врагов, не мог бы сказать ничего дурного обо мне!

– Я выясню потом, можно ли этому верить… Продолжайте.

– Я часто встречался с Мариеттой… Она была швеей и ходила в разные дома работать поденно. Я жил в каморке возле квартиры ее старой родственницы. Мариетта — красивая девушка, честная, скромная… Она иногда со мной разговаривала, по-дружески, как с соседом… Однажды я понял, что влюбился в нее… Я хотел ей это сказать, но всякий раз, когда я раскрывал рот, чтобы сделать признание, язык у меня не поворачивался… А между тем я все больше влюблялся, лишился аппетита и сна. Я следовал за Мариеттой как тень, и когда она входила куда-нибудь, то я ждал ее у дверей…

– Это преследование должно было ужасно ей надоесть, — заметил следственный судья.

– Я думаю, что оно ей не очень нравилось, — согласился чревовещатель, — но она не могла считать себя оскорбленной, потому что ни один влюбленный не был так скромен, как я.

Между тем Жак Ландри вернулся в Гавр на несколько недель после годового отсутствия и поселился у старой родственницы. Мне тотчас пришло в голову, что этим нужно воспользоваться. Я подходил к нему ни с того ни с сего, расспрашивал о его путешествиях. Моряки вообще охотно рассказывают о том, что они видели… Однако Жак относился ко мне довольно хорошо, за исключением тех случаев, когда я предлагал ему выпить пива. Тогда он отказывался наотрез. «Берегите свои деньги, — говорил он мне, — у вас их немного!»

Шли недели. Однажды вечером я собрался с духом. Выпив для храбрости стакан водки, я отправился к старой родственнице и посватался к Мариетте. Старуха всплеснула руками, приняв оскорбленный вид. Мариетта ушла в свою комнату, а Жак Ландри ответил мне довольно грубо: «Или вы с ума сошли, или думаете, что я сумасшедший! У вас ни гроша в кармане, вы не имеете ни профессии, ни будущего… Я считаю вас честным человеком, так как не знаю ничего за вами, но со временем вы можете сбиться с пути. Я в двенадцать лет уже работал юнгой, в ваши годы был рулевым… А вы кто? Вы живете случайными заработками и собираетесь жениться!.. Скажите, пожалуйста, что будет есть ваша жена на следующий день после свадьбы?» — «Я буду работать!» — пробормотал я. «Вы ничего не умеете, да и как приняться за труд после двадцатилетнего безделья… Отдать вам Мариетту! Как бы не так! Я скорее соглашусь осудить ее на вечное безбрачие». — «Но если я стану кем-нибудь?» — «Станьте, если сможете. Тогда увидим… А сейчас прощайте».

Я ушел в отчаянии. Я любил Мариетту до безумия. Любил тем сильнее, что мне не хотели ее отдать, но в душе сознавал, что Жак Ландри прав и что такой старый труженик, как он, не мог взять к себе в зятья такого «лентяя», как я. Мне пришла мысль броситься в воду. Быть может, я и привел бы ее в исполнение, потому что ничто больше не привязывало меня к жизни, но на другой день я узнал, что один молодой солдат из Ингувилля, получив наследство от дяди, ищет желающего поступить в полк вместо себя.

Солдата могут произвести в капралы, капрала — в сержанты, сержанта — в офицеры… И в песнях говорится, что военное ремесло — хорошее ремесло. Я подумал, что если у меня будет даже один галун на рукаве, то Жак Ландри не отвергнет меня. Итак, я изъявил желание заменить разбогатевшего молодого человека, мне заплатили, и я отправился в Алжир с маршрутом в кармане и с полутора тысячами франков, которые один жулик украл у меня в Марселе, что мне показалось дурным предзнаменованием, потому как я рассчитывал на эти деньги устроиться после выхода в отставку.

– Это объясняет ваш отъезд, но не ваше возвращение, — сказал следственный судья.

– Есть люди, — продолжал чревовещатель, — у которых сердце похоже на публичную карету: одна женщина в него входит, другая выходит, все места всегда заняты! Я не таков. Я не мог забыть Мариетту и все думал о ней. Когда мне дали медаль, я радовался, потому что это приближало меня к ней… Я хотел бежать… вернуться во Францию, в Гавр. Я говорил самому себе: меня потом будут судить, расстреляют, быть может… но все равно!.. Я все-таки ее увижу. Безумие, не правда ли?.. Но что вы хотите? Я ее обожал, а когда сильно любишь, то бываешь безумным…

Время шло медленно. Мой четырехлетний срок истек восемь месяцев тому назад. Я был свободен! Я обнял своего лейтенанта, который думал, что прельстит меня перспективой скорого повышения… Очень мне нужно было повышение! Я вернулся в Гавр… Но меня ждало разочарование. Жака Ландри и Мариетты уже не было в Гавре. Старая родственница жила одна. Я просил эту женщину, я умолял ее со слезами на глазах сказать мне, где я могу их найти. Она, конечно, знала это, но была безжалостна… Быть может, Жак велел ей не говорить.

– Кто был солдатом и видел смерть вблизи, тот не думает о самоубийстве, — продолжал Сиди-Коко. — К тому же я воображал, что когда-нибудь встречусь с Мариеттой… Но, чтобы искать ее, нужны были деньги, а у меня не было ни гроша… Ах, как я жалел тогда о своих полутора тысячах франков! Как мне было заработать столько, чтобы не умереть с голоду и еще накопить немного денег?

Я взялся за свои прежние ничтожные занятия, а по вечерам стал опять развлекать публику в трактирах чревовещанием. Один старый сержант зуавов, которому пришлось служить в Париже много лет назад, помнил представления «Человека с куклой» в Пале-Рояле. Я смастерил из дерева куклу, одел ее, как мог, и придумал речь.