Элитное подземелье - Марина Туровская

Я так и заснула в кресле с трубкой в руках – сказались переизбыток информации и усталость после осмотра. Проснулась от звонка в дверь. Подкатив в коридор, я уже открывала замки, когда посмотрела на видеофон. Странно: с другой стороны двери стояла Татьяна Степановна. Мы же с ней на девять вечера договаривались…

– Добрый вечер, Настя, извини, что задержалась на пятнадцать минут. Благоверный твой еще не вернулся?

– Не-ет. Сейчас что, десятый час?

– Да. – Татьяна Степановна поймала Стерву, нацепила поводок. – А как быть с той, с Муркой?

– С Зорькой. Вот ключи у зеркала, выгуляйте ее тоже.

За полчаса я три раза позвонила в квартиру Леши, но телефон отвечал десятком длинных гудков. Татьяна Степановна, вернувшись, вымыла собакам лапы и попыталась меня успокоить:

– Пойду наверх, Мурку отведу. Да ты не переживай, он далеко от тебя не убежит. Погуляет и появится. А может, дела?

До двух часов ночи, прижав к себе Стерву, я старательно смотрела художественные фильмы и общественно-политические передачи. В два не выдержала, опустила Стерву на пол и еще раз набрала номер Леши. Длинные гудки. Мобильный не отвечал тоже. Недоступен абонент, недоступен…

До его квартиры я добиралась минут десять, стараясь не задеть ногу в лифте и на лестничной площадке. На открывание двери прибежала Зорька, ткнулась мордой мне в плечо и… завыла. Я несильно оттолкнула собаку, сняла с крючка гибкую обувную ложку и включила ею свет во всей квартире. Никого. Но может, не дай бог, ему плохо стало в туалете или в ванной?

В туалете было пусто.

А в ванной, на полу, растекалась лужа крови.

На кафеле пола, на стенах, на раковине умывальника и зеркале пугающими подтеками засыхала кровь. В уголочке сидел мужчина лицом к стене. Не то мертвый, не то без сознания.

Тошнота встала у меня в том месте горла, где у мужчин кадык. Я помахала перед своим носом рукой, стараясь удержать сознание и не упасть в обморок.

В моей ванной порожек между коридором и ванной небольшой, уменьшен за счет настеленного паркета и мраморного кафеля с подогревом. Здесь порог был не для инвалидной коляски.

Достав из кармана халата телефон, я набрала 02.

Я еще только диктовала адрес, а уже приехала милиция.

Мужчину перевернули. Это был Григорий с воткнутым в бок ножом. Я точно знала, что тело, с которым я находилась несколько минут одна в квартире, не Алексея. До приезда милиции было неприятно и страшно, но не до жути.

Нож был хороший, «Золлингер», всажен по рукоятку. Этим ножом Леша мясо резал.

– Это я сам себя ранил, случайно, – заявил Григорий приехавшим милиционерам. – Поскользнулся и напоролся. Не надо заводить никакого дела.

– Гражданин пострадавший. – Старший милиционер достал из папки бланк допроса. – Мне ваши разборки ни к чему, но в дежурную часть был звонок о том, что по данному адресу находится раненый человек. Мы должны отреагировать. Кстати, звонивший признался, что нанес вам удар при самообороне. Так что помолчите, берегите здоровье.

Ничего, в смысле личной для меня трагедии, по поводу ранения Григория я не испытывала. То есть жалко его было как человека, но одновременно присутствовало раздражение. И так личность не самая светлая, так еще умудрился, гад, напороться на нож в квартире Лешеньки, солнышка моего.

– А где Леша? – спросила я не то у Григория, не то у милиционеров.

Мне никто не ответил.

Медики осторожно пересадили Григория на носилки:

– Не шевелитесь. Нож будем вынимать в больнице, а то кровь хлынет, и без капельницы можете загнуться.

Милиционеры разошлись по пустой квартире. Измеряли, снимали отпечатки, звонили по телефонам. Привели собаку, овчарку, которая понюхала полы, зычно рявкнула на Зорьку и уселась у порога. Вот интересно, а когда Игоря нашли, собаку не приводили.

…Из спальни доносился звонкий голос. Кто-то, перемещаясь по комнате, весело рассказывал:

– А дед мой – жмот страшный. Пишет он маме письмо, что пусть она из Москвы привезет в деревню всего побольше, недорого, но обязательно много. Они ее с братьями на станции вчетвером встречать будут. Прикинь, Юрка, они, значит, вчетвером, а мама до поезда должна на себе переть. Но мать своего отца, то есть деда моего, всю жизнь боялась…

Я смотрела, как в ванной, покрикивая на желающих войти, работал усталый мужчина средних лет. Он повесил на вешалку для полотенец кожаную длинную куртку и исследовал кафель.

Голос из спальни продолжал весело вещать:

– Матери только-только дали комнату в коммуналке – и соседей она тоже боялась. Соседка пилила ее за плохое мытье полов в общественных местах, а сосед постоянно щипался. Когда жена работала в ночную, он рвался в гости с мерзавчиком водки. Мать на то время уже пять лет отпахала на фабрике «Красная Заря», москвичкой стала, надо перед деревенскими родственниками хвалиться. Домой она ходила пешком из экономии и часто мимо воинской части, между «Семеновской» и «Электрозаводской»… Юр, бегемотиху эту собачью отодвинь, мне тут след надо посмотреть… Да. И однажды она видит, что в воинской части жгут что-то, черный дым столбом. Мать полюбопытствовала – а там солдатики сапоги в костер бросают. И почти новые сапоги. Мама через забор прыгнула и в свою сторону две пары потащила. А лейтенант ее углядел и схватил. За расхищение народного имущества, говорит, сесть хочешь? Мать, естественно, в слезы. А лейтенант начал объяснять, что пошутил и сапоги списанные. Носили их или не носили, дело десятое. По инструкции через два года их положено уничтожать, вот они и стараются. А мать ему…

– Вы, девушка, кем приходитесь пострадавшему? – На меня наконец-то обратили внимание.

– Я соседка, с первого этажа, – забормотала я. – Зашла в гости, а тут вот…

– Вы в состоянии написать в протоколе свои объяснения?

– Смогу. – Я взяла протянутый мне милиционером планшет и бланки.

Пока я заполняла бумаги, обо мне опять все забыли. Я писала и слушала разговорчивого милиционера:

– …Лейтенант мобилизовал своих солдатиков, и они до мамкиной квартиры донесли сапоги. Мать лейтенанта чаем угостила, выпроводила и начала сапоги мыть и маслом подсолнечным намазывать, чтоб они новее казались. У них-то в деревне кирзовые сапоги за две бутылки водки шли, то есть считались очень дорогими. Выставила она строй сапог вдоль коридорной стенки у своей комнаты. И, счастливая, что привезет в деревню ценные подарки, да задарма, легла спать и заснула под телевизор. Ночью ей в туалет приспичило, она вышла, а сосед у двери с бутылкой спит. Он всю ночь подслушивал, как там его соседка с целой ротой кувыркается… Собака, отойди, я невкусный… Доперла мать до деревни десять пар сапог, чуть не надорвалась, а дед буркнул, что могла и больше привезть. По возвращении мама моя пошла благодарить того лейтенанта и доблагодарилась. Через полгода они свадьбу сыграли, а еще через три месяца я родился… Папка мой до майора дослужился… Ну и собака, такую прокормить – самому без штанов остаться. Я, кстати, случай про вот такую собаку знаю…