Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

— Смотри, Ансиано! Кажется, вон то дерево — омбу![1462]

Произношение юноши ясно указывало на то, что он нездешний, а его родина находится, пожалуй, очень далеко отсюда. Омбу (по-латыни phytolacca dioeca) — дерево с раскидистой кроной, напоминающее по форме своих листьев шелковицу. Но самое диковинное в этом дереве — его ствол, по обхвату равный стволу могучего столетнего дуба. У своего основания ствол омбу опирается на множество корней, извивающихся, как змеи, и настолько твердых, что они прокладывают каналы в почве, пока совсем не погружаются в нее. На сплетение корней омбу хорошо присесть в жаркий полдень: над головой перешептывается листва, в тени от широкой, густой кроны создается особый микроклимат, помогающий путнику восстанавливать свои силы. Несмотря на монолитный с виду ствол, это дерево имеет очень рыхлую древесину, загорающуюся мгновенно, — и вот уже все дерево вспыхивает, как одна гигантская серная спичка. Разумеется, о каком-либо полезном для человека использовании этой древесины не может быть и речи, его сажают только ради островков тени, как донора свежести и прохлады в безлесной пампе, ну, может быть, отчасти и ради красоты.

— Ты прав, мой господин! — ответил юноше старик. — Омбу, под которым мы передохнем, почти не изменился со времен появления испанцев на этом берегу.

Хочу обратить ваше внимание на то, что употребленное стариком слово «господин» в обращении в данном случае к юноше не услышишь в речи обычных южноамериканских индейцев. Для них не только само это слово, но и понятие, которое оно обозначает, просто-напросто не существует. Вождь — это вождь, тут все понятно, но кто такой «господин» и почему белые люди часто обращаются так друг к другу, им неведомо.

Итак, они подошли к омбу и сняли с плеч свои сумки и оружие. Старик стал очень внимательно осматривать землю вокруг дерева. Там, где трава была как будто несколько выше, он остановился и произнес:

— Повторяю: ты был прав в своих догадках, господин. Мы на том самом месте. Если поднять здесь слой дерна, будет видно, где траве недоставало питания. Там, значит, и находится тайник. Итак, я начинаю его искать. Надеюсь, никто до нас не успел этого сделать.

Он встал на колени, вытащил нож и начал разгребать землю. Юноша захотел присоединиться к нему, но старик остановил его:

— О господин, предоставь мне заниматься этим одному Тебе судьбой предназначено повелевать, а работать должны твои подданные.

— И все же я должен помочь тебе, дорогой Ансиано. Совесть не позволяет мне бездельничать, когда ты, старик, работаешь.

— Старик? — переспросил с искренним недоумением Ансиано. — Ну какой же я старик? Мне только совсем недавно стукнуло сто лет, а все мои предки жили намного дольше.

И, не переставая копать, продолжал рассуждать вслух.

— Да-да, мой отец умер в сто десять, дедушка в сто одиннадцать, а прадедушка в сто двадцать лет. (Здесь я должен заметить, что среди индейцев Кордильер тоже немало долгожителей.) А его праотцы участвовали в спасении членов семьи Великого Инки Атауальпы, павшего от рук испанцев. Твоим именем, Аукаропора, звали и одного из твоих предков, младшего сыны Атауальпы, который родился на чужбине и поэтому был недосягаем для головорезов Писарро. Наше великое и могучее государство было разрушено огнем и мечом в результате хитрости, обмана и предательства испанцев Пусть эти негодяи думают, что все инки исчезли с лица земли. А ты есть, ты — наш свет и надежда, последний из Сыновей Солнца. И значит, наступит время, когда мы заставим испанцев за все заплатить нам, а после того, как отомстим, заново возродим наше государство.

Юный Аукаропора слушал старика, лежа на траве — руки под головой — и глядя в высокое небо. По выражению его лица можно было понять, что мыслями он сейчас и здесь, и одновременно где-то очень далеко. Наконец, когда Ансиано закончил свою небольшую, но пламенную речь, юноша приподнялся на локтях и сказал:

— Ты уже много раз говорил мне о моем предназначении, и все равно я не могу в это поверить. Я верю тебе во всем, кроме этого.

— Как? Ты не веришь, что ты Инка, Сын Солнца? — Старик был поражен до глубины души.

— Нет, все не так, как ты думаешь, или, постой… может быть, я не совсем точно выразился. — Юноша волновался. — Сейчас я тебе все объясню. Нет, я не могу сказать, что твои слова вызывают у меня чувство недоверия, потому что ты всегда приводишь в их подтверждение убедительные доказательства, но всякий раз, когда я слышу все эти разговоры о былом величии государства инков и моем собственном предназначении, я ощущаю в своей душе что-то необъяснимое, какой-то протест, сопротивление: понимаешь, я не хочу считать себя не таким, как все остальные люди, выше их и вести себя в соответствии с этим якобы присущим мне превосходством над ними.

Старик встал с корточек, принял величественную позу и ответил юноше подчеркнуто торжественным тоном:

— Ты должен в это поверить, ибо будет величайшей несправедливостью, если останутся безнаказанными злодеяния испанцев и не отомщенными души невинно погибших. Ты должен возродить государство своих предков, и я не просто говорю это, я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы так оно и было. Никто не догадывается о том, кто ты такой на самом деле, пока мы держим это в тайне. Когда же мы вдвоем и никто нас не слышит, будем говорить на языке наших предков, а в присутствии посторонних будем пользоваться масками: я — бедный индеец, а ты — мой внук. Но, думаю, уже недалек тот час, когда мы навсегда сбросим эти маски за полной их ненадобностью.

— Однако я одного все не пойму никак, Ансиано, зачем мне-то все это? Я был счастлив, живя в Испании как скромный и незаметный человек, я любовался ее городами, меня очаровали ее обычаи, а какие чудесные там живут люди, какую необыкновенную музыку они сочиняют и исполняют! Эти мелодии похожи на перестук сердец, и каждое сердце страстно ищет в музыке, танце любви и счастья… Я обожаю все в этой стране. Но ты вырвал меня из той жизни, привез сюда. Сначала я думал, что в этом действительно есть какой-то великий смысл. Но когда увидел эти города, пампу и ее жителей, понял, что нашим надеждам не суждено когда-либо исполниться.

— Не суждено? Почему?

— Потому что наши враги могущественны и очень хитры, а у нас нет такого средства, которое помогло бы нам лишить их этих преимуществ.

— Могущественны и хитры! Вся сила их власти заключена в том, что они постоянно