Горбачев. Его жизнь и время - Уильям Таубман

Высокое напряжение и стресс сказались на эмоциональном состоянии Горбачева. Журналист Дмитрий Муратов, к которому Михаил Сергеевич относился как к близкому другу и, можно сказать, приемному сыну, заверял меня во время интервью, что никогда не видел Горбачева таким обозленным, даже в периоды сильной травли[2204]. Дэвид Ремник также помнит, что во время судебного процесса по делу компартии Горбачев был в ярости, как будто не в себе, и походил на “короля Лира, рассвирепевшего от заговоров против его недооцененной особы”[2205].

В 1995 году наступила десятая годовщина начала перестройки, и Горбачев решил использовать эту дату, чтобы публично высказаться и донести свое видение процесса хотя бы до той части страны, что готова была слушать. С этой целью на базе его Фонда была организована конференция “Интеллигенция и перестройка”, которая возродила в Горбачеве веру в интеллектуалов, отвернувшихся от него в 1990 и 1991 годах. Затем он внес в Госдуму законопроект о сокращении полномочий президента, которые Ельцин расширил в новой Конституции 1993 года. В Новосибирске он провел встречи с учеными, студентами, рабочими и предпринимателями и обнаружил, что те открыты диалогу. Подобный визит он нанес и в Санкт-Петербург, где за год до этого общался с вице-мэром города Владимиром Путиным, который показал себя внимательным, тактичным и сведущим человеком. В 1995 году на заводе в Курске Горбачева приняли достаточно холодно. Собравшиеся люди – в основном женщины с детьми – не давали ему говорить, пока он не спустился со сцены, не подошел к толпе и не спросил стоявших в первом ряду: “Вы собрались пошуметь или поговорить? Если пошуметь, то, наверное, уже пора заканчивать”. После этого у них таки получилась беседа, которая продлилась два часа и закончилась бурными аплодисментами. В Чувашской автономной республике толпа перекричала антигорбачевских демонстрантов и задала экс-президенту столько вопросов, что встреча длилась бесконечно долго. Вечером президент Чувашии позвал Горбачева на ужин, хотя за три года до этого, будучи министром юстиции, грозился привести его в Конституционный суд в наручниках. После ужина Горбачев отметил, что его бывший оппонент стал мудрее[2206].

Президентские выборы были назначены на 16 июня 1996 года, а второй тур (при его необходимости) – на 3 июля. Горбачев помнит, как на протяжении всего 1995 года его постоянно спрашивали, будет ли он баллотироваться. Сейчас сама эта идея кажется нелепой. Последний советский лидер также помнит, что против его участия в выборах выступало большинство его коллег и друзей, а некоторые из них, например Яковлев и Вадим Медведев, заявили об этом публично. Георгий Шахназаров считал, что “шефу не следует ввязываться в эту кампанию, она не сулит ему ничего, кроме новых щелчков по самолюбию и падения и без того не слишком высокого на родине рейтинга”[2207]. Главный советник Горбачева, его жена, также выражала сомнения и даже опасения[2208]. Она боялась, что муж столкнется с информационной блокадой и что ему “даже пикнуть не дадут”[2209]. В конце концов он решил участвовать в выборах, хотя впоследствии признал, что для Раисы Максимовны это был период серьезного психологического напряжения, особенно когда весь процесс превратился в игру без правил. “Я была категорически против. Пыталась отговорить. Но когда он принял твердое решение – подчинилась. Я – жена”, – прокомментировала Раиса Горбачева решение мужа[2210]. В мае 1996 года Горбачев рассказал, что Раисе Максимовне претила сама мысль, что им вновь придется жить в постоянном стрессе, под давлением, как в последние годы перестройки. Однако в одной из предвыборных речей он отшутился, что всегда следует принципу “выслушай женщину и поступи наоборот”[2211].

Горбачев был намерен избираться, потому что, по его словам, не мог примириться с реальностью, в которой нации придется выбирать между Ельциным и Зюгановым. “Один разрушил Советский Союз, расстрелял первый российский парламент, слил власть и бизнес, дал ‘зеленый свет’ криминалу”. Другой по-прежнему опирался на идеи сталинского тоталитаризма, одобрял августовский путч и призывал коллег поддержать Беловежское соглашение, после которого СССР официально перестал существовать. Горбачев чувствовал, что при такой дилемме не имеет права оставаться в стороне[2212].

Однако любопытно, какие силы заставили его поверить в возможность победы. Да, в провинциальных городах все больше людей посещало его предвыборные мероприятия[2213]. Да, были люди, которые гарантировали ему место в Госдуме, если бы он избирался от их региона[2214]. Однако один журналист спросил Горбачева, правда ли, что его люто ненавидят сторонники коммунистов, которые обеспечили партии Зюганова победу на выборах в Госдуму 1993 года. Горбачев ответил, что его не интересуют ярлыки и что большинство россиян не хочет возвращаться в прошлое, которое олицетворяет собой КПРФ[2215]. Другой журналист в беседе с ним упомянул, что, согласно соцопросам, его поддерживает только 1 % населения, на что Горбачев резко возразил, что у него другие данные[2216].

Бывший президент СССР не надеялся одержать безоговорочную победу на новых выборах. Его план заключался в создании центристского блока, в который вошли бы лидер партии “Яблоко” Григорий Явлинский, известный хирург-офтальмолог Святослав Федоров и знаменитый военачальник генерал Александр Лебедь. Горбачев допускал, что и Ельцин, и Зюганов получат весомую часть голосов, однако молчаливое большинство избирателей, составлявшее 65–70 %, могло оказать блоку “колоссальную поддержку”[2217]. В случае победы блока предстояло решить, кто из лидеров займет пост президента, однако Горбачев считал, что остальные не будут претендовать на эту позицию. Он был готов предоставить своим соратникам и их сторонникам, особенно молодым, высокие посты в своей новой администрации – такую “щедрость” члены мнимого союза могли не оценить[2218].