Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Она покраснела еще больше. Причем так резко, что из глаз брызнули слезы.

– «Ну надо же! Все в порядке, Дженис?» И шагает себе дальше. А я смотрю, – у Дженис задрожал подбородок, – как он целует эту девчонку, Джули, а сам на меня оглядывается: на, дескать, выкуси… Ну нет, думаю. После всего, что я для тебя сделала, Стив? Фиг тебе!

Провернула я это дельце в ночь перед отъездом. Ларри, боров такой, храпел – даже не заметил, как я отлучилась.

После работы аниматоры тамошние обычно собирались у Стива в домике, я заранее проследила. Девка его оттуда к бассейну вышла, одна. Пьяненькая. В два часа ночи.

Управилась я быстро. Вокруг никого. Камер на каждом столбе тогда не было. Я ее столкнула с бортика, сама прыг за ней – и притопила слегка, чтоб у ней в легкие побольше воды набралось. Тут главное – неожиданность. Она единственная, кого я, эта-а, без лекарств… но меня такая злость взяла… Ну дак вот, вылезла я, обсушилась. Лужи вытерла, однако ночь была теплая, до рассвета само бы все подсохло.

Наутро встречаю его. Говорю: «Жуткая история с этой девушкой, Стив. А видок у тебя неважнецкий… с чего бы? Может, тебе выпить надо?»

Стоит – бел как мел, а я себе думаю: ты как со мной обошелся, Стив? Надеялся, тебе это с рук сойдет? Хренушки!

Где-то вдали послышался вой сирены, и Страйк, посмотрев на часы, заключил, что полиция спешит как раз в сторону Найтингейл-Гроув.

– Я тебя жалела, обихаживала, кормила. – Дженис по-прежнему обращалась к далекому Стиву Даутвейту. – Ради тебя сыночка родного чуть не угробила! А ты слинял, чтоб, значит, с другими кувыркаться? Не бывать такому. Ничто и никогда не проходит без следа, – вещала раскрасневшаяся Дженис. – Мужчинам полезно зарубить это на носу, чтоб за последствия отвечали. Да и женщинам не вредно.

Сирена завывала все громче.

– Я ведь увижу его в суде, правда? Скорей бы, – продолжила Дженис. – Какая мне радость одной тут куковать? Представляю, как вытянется физиономия у Айрин. Эту историю и в газетах пропечатают, да? Чем черт не шутит: вот прочтут мужики, почему я так поступала, и поймут, что надо быть поосторожней с теми, кто их привечает. Чтоб неповадно было. Ничто и никогда, – повторила Дженис Битти; полицейский фургон остановился у ее порога, и она расправила плечи, готовясь принять свою судьбу, – не проходит без следа.

Успех, как давно понял Корморан Страйк, – материя куда более сложная, чем принято считать.

Пресса не впервые обратила все свои окуляры на его детективное агентство, лестные отзывы стали хорошей рекламой для бизнеса, но, как всегда, невероятно мешали работе обоих партнеров. Робин, чей домашний адрес мгновенно разнюхали газетчики, скрывалась у своей подруги Ванессы Эквензи; с помощью сменных париков и искусно наложенного грима она продолжала заниматься кое-каким наружным наблюдением, чтобы не перекладывать все обязанности на плечи Барклая и Хатчинса. Страйк, в свою очередь, нашел убежище у Ника с Илсой, отпустил бороду и залег на дно, направляя работу агентства по телефону. В офисе на Денмарк-стрит сидела одна Пат Шонси: неукоснительно отпирая и запирая все двери по утрам и вечерам, она занималась конторскими делами. «Без комментариев. Шли бы вы отсюда лесом», – скрипела она дважды в день, пробиваясь сквозь кучку репортеров, дежуривших у входа.

Шумиха, которая поднялась вокруг двух взаимосвязанных находок – женского трупа, замурованного в тихой кларкенуэллской квартире, и подросткового скелета, спрятанного под обломками в недрах вентиляционного колодца в Ислингтоне, – не собиралась идти на спад. Уж очень много волнующих аспектов соединилось в этом деле: положительная идентификация останков Марго Бамборо и Луизы Такер; заявления двух скорбящих семей, охваченных как горем, так и облегчением; описания двух совершенно разных убийц и, конечно, фигуры частных сыщиков, ныне признанных самыми талантливыми в столице.

Страйк, довольный результатами расследования, не мог не заметить ложку дегтя: пресса бесцеремонно атаковала Грегори Тэлбота («Как бы вы ответили тем, кто утверждает, что у вашего отца руки в крови?») и Динеша Гупту («Не совестно ли вам, доктор, за блистательную рекомендацию, которую вы дали Дженис Битти?»), да и сам он с тяжелым сердцем смотрел, как настоящие социальные работники выводят из квартиры перепуганных, ничего не понимающих мать и сына Эторн. Карл Оукден некоторое время фигурировал на страницах «Дейли мейл», пытаясь выставить себя посвященным в дела как Страйка, так и Марго Бамборо, но, поскольку первая статья начиналась словами «Отсидевший тюремный срок за мошенничество Карл Брайс, сын Дороти, секретаря-машинистки старой амбулатории…», стоило ли удивляться, что Оукден вскоре ушел в тень. Зато Джонни Рокби продолжал во всеуслышание связывать свое имя с фигурой Страйка и через пресс-секретаря обнародовал гордое заявление о старшем сыне. Внутренне закипая, Страйк отказывался от комментариев.

Деннис Крид, который долго оставался главным героем любого новостного материала, где только упоминалось его имя, теперь был вытеснен едва ли не в сноску. Его обошла Дженис Битти, не только по числу предполагаемых жертв, но и по длительности своих злодеяний: она оставалась безнаказанной на несколько десятилетий дольше. В газеты просочились фотографии ее гостиной в Найтингейл-Гроув: на них крупным планом изображались вставленные в рамки портреты жертв, развешенные по стенам, и некрологи в застекленном шкафчике, а также шприц, целлофан и фен, которые Страйк нашел за диваном. Из кухни в ее доме судмедэксперты вынесли запасы наркотиков и ядов, а саму румяную, сребровласую медсестру по прозвищу Бабушка-отравительница, бесстрастно моргавшую под фотовспышками, до суда определили в камеру предварительного заключения.

Тем временем Страйк, открывая газету или включая телевизор, всякий раз видел Брайана Такера, который направо и налево раздавал интервью всем желающим. Надтреснутым голосом он рыдал, ликовал и восхвалял Страйка и Робин, подчеркивая, что они заслуживают рыцарского звания («или аналогичного – как там именуют награжденных женщин?»).

– Кавалерственная дама, – сочувственно шептала блондинка-ведущая, держа за руку растроганного Такера, и сама не сдержала слез, когда он стал рассказывать о своей дочери, описывать приготовления к похоронам, критиковать полицию и вещать о своих предвидениях: якобы он с самого начала чувствовал, что Луизу спрятали в вентиляционном колодце.

Страйк был рад за старика, но считал, что для них обоих было бы лучше, если бы тот тихо скорбел в уединенном месте, а не кочевал с канала на канал во время дневного эфира. Ручеек родственников, желающих узнать, как именно погибли их близкие под присмотром Дженис, вскоре превратился в бурный поток. Были выписаны ордера на эксгумацию, и Айрин Хиксон, чьи съестные припасы осмотрела, изъяла из кладовки и отправила на анализ в лабораторию полиция, удостоилась внимания «Дейли мейл»: ее сфотографировали среди загроможденной, украшенной оборочками гостиной с сидящими по обе стороны от матери пышнотелыми, очень на нее похожими дочерьми.