Честь самурая - Эйдзи Есикава

Приказ буквально ошеломил воинов. По рядам воинов прокатилось неясное волнение. Нет, они молчали и не двигались, а только переглядывались между собой, и на их лицах была тревога. Она вспыхивала и переданная по цепочке глазами катилась по рядам дальше с такой быстротой, что по крайней мере внешне это никак не проявилось.

Когда все было готово, а войско уже успело перестроиться, седовласый Сайто Тосимицу заговорил голосом, закаленным в сотнях сражений, как по писаному.

— Возрадуйтесь. Сегодня наш господин, князь Акэти Мицухидэ, станет правителем всей страны. Можете в этом не сомневаться.

Он говорил так громко, что его было слышно даже в задних рядах, где построились пешие воины и столпились сандалиеносцы. Все слушали прерывисто дыша, словно очередной вдох или выдох мог оказаться последним. Но это означало отнюдь не ликование и не одобрение, скорее смертельный страх. Тосимицу, закрыв глаза, заговорил снова, и слова его звучали как заклятие. Возможно, он старался прежде всего убедить в правоте принятого решения себя самого.

— Сегодняшний день навсегда останется самым лучезарным. Особо героических деяний мы ждем от самураев. Даже если кому-то суждено пасть в сегодняшней битве, его семья будет вознаграждена за проявленную вами отвагу.

Тосимицу закончил речь на такой же высокой ноте. Слова, которые ему пришлось произнести, были подсказаны Мицухидэ, сам он, возможно, сказал бы что-нибудь иное.

Началась переправа через реку.

В непроглядной тьме воины, ведя коней на поводу, вступили в воды Кацуры. Вода поднималась выше колен и была ледяной. Но, несмотря на то, что одежда их была сплошь забрызгана водой, порох они сохранили сухим, неся в вытянутых вверх руках. Борясь со стремительным течением реки, они мысленно повторяли слова, произнесенные Тосимицу перед началом переправы.

«Что ж, видать, нам предстоит напасть на князя Иэясу, — размышляли воины. — Ведь в здешних краях, кроме как с Токугавой Иэясу, воевать не с кем. Но что имел в виду Тосимицу, заявив, что с сегодняшнего дня наш господин станет правителем всей страны?»

Воины из клана Акэти были в большинстве своем людьми высоконравственными и справедливыми, поэтому им все еще не приходило в голову, что воевать предстоит против Нобунаги. Присущие клану Акэти благородство, упрямство и справедливость были характерны не только для знатных, но и для простых воинов и даже сандалиеносцев.

— Эй, поглядите-ка, светает!

— Скоро совсем рассветет.

Войско находилось между Нёигадакэ и горной грядой, достигавшей восточную часть Киото. Облака в небе уже начали розоветь.

Тщательно присмотревшись, отсюда в полутьме уже можно было различить силуэт столицы. Дальше, в сторону Оиносаки и над обширными лугами Тамбы, небо оставалось черным и на нем сияли бессчетные звезды.

— Мертвец!

— А вот еще один!

— Глядите-ка, и здесь тоже!

Передовые отряды уже вышли на восточную окраину Киото. Отсюда до самой пагоды Восточного храма перед ними простиралась росистая пашня, лишь кое-где виднелись крестьянские хижины или небольшие купы деревьев.

Трупы были видны на обочинах дороги и посреди дороги, они были повсюду, куда ни бросали воины изумленный и испуганный взгляд. Судя по всему, это были трупы здешних крестьян. На участке, засаженном баклажанами, лежала, уткнувшись лицом в землю, совсем юная девушка. Сраженная одним ударом меча, она по-прежнему сжимала в руках корзинку, в которую складывала овощи.

Ее явно убили только что: кровь еще струилась из раны и была свежее утренней росы. Несомненно, это было дело рук воинов Амано Гэнъэмона, высланных вперед. Они обнаружили рано вышедших в поле крестьян и поубивали их. Возможно, им было жаль невинных людей, но приказ есть приказ, и они не имели права подвергать риску успех всего предприятия.

Переводя взгляд с окрашенной кровью земли на заалевшие небеса, Мицухидэ привстал в стременах, поднял руку, сжимавшую кнут, и крикнул:

— Вперед! На храм Хонно! Уничтожить его! Разрушить! Мои враги — в храме Хонно! Вперед! Вперед! Всех, кто отстанет, я зарублю своею рукою!

Настал час битвы, и девять полков под девятью знаменами с изображением голубых колокольчиков перестроились в три колонны по три полка и по три знамени в каждой. Ворвавшись на Седьмую улицу, они сокрушали одни городские ворота за другими, мгновенно заполонив улицы мирно спящей столицы со всех сторон. Войско Акэти прорвалось сквозь ворота на Пятой, Четвертой и Третьей улицах и захватило Киото.

Еще не развеялся густой туман, но над горами уже вовсю полыхал рассвет, и, как обычно, ворота открывали для тех, кто хотел войти или выйти.

Никто не ждал стрелков и копьеносцев, ворвавшихся сюда, тесня и давя друг друга. В возникшей давке воины старались держаться поближе к своему полковому знамени.

— Не толкайтесь! Не кричите! Арьергард пусть пока останется за воротами.

Один из военачальников решил, что терпеть такую сумятицу далее невозможно. Выхватив засов из тяжелой двери, он одним ударом открыл ворота.

— Вперед! Вперед! — заорал он, ведя за собой свое воинство.

Согласно приказу войску следовало наступать молча, без боевых кличей, не поднимая над головами знамена и даже по возможности сдерживая ржание лошадей. Но, едва ворвавшись в столицу, войско Акэти пришло в полное неистовство.

— Вперед! На храм Хонно!

Сквозь невероятный шум было слышно, как одна за другой открываются двери домов. Но, выглянув наружу и увидев, что происходит, горожане в испуге запирали двери и прятались в глубине жилищ.

Среди множества отрядов, устремившихся на штурм храма Хонно, первыми оказались полки под предводительством Акэти Мицухару и Сайто Тосимицу.

— В этих узких переулках, да еще в тумане, нетрудно заблудиться. Если будете излишне спешить, то заблудитесь непременно. Медоносное дерево в роще храма Хонно — вот куда нам надо! Вроде бамбука, только гигантское! Его видать и в тумане. Вот оно! Вот оно! Медоносное дерево храма Хонно!

Бешено размахивая руками и отчаянно крича, Тосимицу мчался в бой, который казался ему самым главным сражением за всю его долгую жизнь воина и полководца.

Войско под предводительством Акэти Мицутады тоже рвалось в бой. Оно подобно дыму просочилось по переулкам, ведущим к Третьей улице, и, выйдя к храму Мёкаку возле дворца Нидзё, окружило его. Именно так было и задумано: пока главные силы атаковали храм Хонно с целью уничтожить Нобунагу, Мицутаде надлежало расправиться с его сыном Нобутадой.

Впрочем, отсюда было рукой подать до храма Хонно. В утренних сумерках воины двух корпусов Акэти не видели друг друга, но со стороны храма Хонно уже доносился невероятный шум. Трубили в раковину, били в гонги и барабаны. Не будет сильным преувеличением сказать, что эти звуки сотрясали небо и землю и что нечасто на этом свете можно услышать нечто подобное. В этот час в столице одни сходили с ума от страха, другие утешали сходящих с ума близких.