Далекие Шатры - Мэри Маргарет Кей

Аш рассеянно кивнул, поглощенный мыслями о Джали, которой придется провести еще восемь или десять дней в жаркой, душной крохотной лачуге, не смея высовываться наружу даже ради глотка свежего воздуха и не рискуя засыпать без помощи опиума. Но он внял совету Гулбаза и в последующие дни постарался постоянно находиться на виду, неспешно занимаясь разными безобидными делами, так как вскоре убедился, что кто-то, вероятно не один человек, а несколько, действительно проявляет интерес к нему. Хотя Аш не оглядывался через плечо, проверяя, не следует ли кто за ним, он почувствовал бы непрерывную слежку, даже если бы не получил предостережения. Дело было в инстинкте, в том самом инстинкте, который подсказывает животным в джунглях, что за ними крадется тигр, или предупреждает человека, проснувшегося в темноте и тишине, о том, что в комнате присутствует посторонний.

Аш уже испытывал такое чувство прежде и сразу узнал его: оно выражалось в ощущении холодка между лопаток и покалывания в области затылка в сочетании с напряженной и неприятной настороженностью. Он распорядился перенести свою кровать на плоскую крышу бунгало, чтобы любой желающий мог наблюдать за ним и видеть, что по ночам он не уходит из дому ни на какие тайные встречи.

История о безвременной смерти Сарджи и потере несравненного Дагобаза распространилась по военному городку, и Аш принял искренние соболезнования от офицеров и соваров Роуперовской конницы и многих представителей британского сообщества. А также от двоюродного деда покойного, рисалдар-майора, который был тронут скорбью сахиба о погибшем друге и настойчиво просил его не винить себя, но это было не в силах Аша, прекрасно понимавшего, что вина лежит именно на нем, ведь он легко мог запретить Сарджи ехать с ним в Бхитхор.

Тот факт, что родственники и друзья Сарджи поверили в историю, сочиненную Ашем с Буктой, и повторяли ее всем, кто приходил выразить соболезнования, сослужил хорошую службу. У всех складывалось впечатление, будто близкие покойного с самого начала знали, что сирдар и сахиб охотились в местности, которая расположена гораздо дальше к югу от Ахмадабада, чем граница с Раджастханом – к северу от него. Данное обстоятельство вкупе с поведением Аша и отсутствием свидетельств, что вдова раджи находится в Гуджарате или что она вообще жива, по всей видимости, убедило шпионов первого министра, что они идут по ложному следу, и к концу недели Гулбаз доложил, что наблюдение за бунгало больше не ведется.

Той ночью никто не прятался в тени кустов рядом с домом, а на следующее утро, когда Аш выехал верхом в город, он сам понял, что за ним больше не следят, просто нутром почуял. Тем не менее он не стал рисковать и продолжал вести себя так, как если бы опасность еще не миновала. Только по прошествии еще трех дней и ночей, в течение которых он не заметил никаких признаков слежки, он расслабился и стал дышать свободнее – и начал думать о будущем.

После того как наблюдение за ним прекратилось, у него не было причин задерживаться в Ахмадабаде дольше, чем нужно. Но он не мог уехать немедленно, так как две из трех предложенных начальником станции дат отъезда, которые давали возможность заказать билеты сразу на поезд до Бомбея и поезд, идущий оттуда в Дели и Лахор, уже прошли. Последняя дата предполагала задержку еще на несколько дней, но наконец Аш уладил вопрос с билетами и велел Гулбазу заняться подготовкой к отъезду, поскольку у него самого есть другие дела.

Несмотря на треволнения, омрачившие и без того напряженный период после возвращения Аша в военный городок, необходимость заняться обыденными делами оказалась благом. В сочетании с долгими часами вынужденной праздности и еще более долгими бессонными ночами она дала ему предостаточно времени, чтобы разобраться с проблемами будущего. Однако главная проблема оставалась нерешенной: что делать с Джали?

Раньше все казалось очень просто: будь она свободна, он женился бы на ней. Теперь она была свободна и от раджи, и от Шушилы, и вроде бы ничто не мешало Ашу жениться. Но трудность заключалась в том, что пропасть между мечтами об отдаленном будущем и реальной действительностью оказалась пугающе широкой, почти непреодолимой…

То же самое можно было сказать и о чувствах Аша по отношению к Корпусу разведчиков. В какой-то момент незабываемого путешествия со свадебным кортежем он всерьез подумывал дезертировать – покинуть Индию вместе с Джали, найти убежище в другой стране и никогда больше не увидеть Мардана и Уолли с Зарином. Сейчас у него в голове не укладывалось, как он мог, даже в первом угаре безумной страсти к Джали, помышлять о такой возможности. Впрочем, тогда он был в немилости, изгнан из полка, отослан с границы и понятия не имел, сколь долго продлится ссылка и сочтет ли нужным какой-нибудь будущий командующий корпусом вообще взять его обратно. Но теперь положение вещей изменилось: он получил приказ возвратиться в Мардан и снова приступить к своим служебным обязанностям, которые оставил, когда присоединился к охоте за Дилазах-ханом и похищенными винтовками. О том, чтобы отказаться вернуться, не могло идти и речи. С разведчиками Аша связывали слишком давние и слишком крепкие узы, и даже ради Джали он не мог заставить себя разорвать их и навсегда потерять Уолли и Зарина. Да это и не имело смысла, раз он все равно никогда не сможет открыто назвать Джали своей женой, даже если сумеет убедить кого-нибудь сочетать их браком.

– Проблема заключается вот в чем… – объяснил Аш, обсуждая ситуацию с миссис Виккари, которая была единственным человеком в Гуджарате, кому он мог не просто открыться, но и рассказать свою историю в полной уверенности, что почтенная дама сохранит ее в тайне и выслушает все беспристрастно, без всякого предубеждения насчет происхождения Джали или его собственного.

Он нуждался не в совете, прекрасно понимая, что не последует совету, идущему вразрез с его желаниями, а в собеседнике. В разумном и сочувствующем собеседнике, который любил Индию так же, как он сам, и с которым он мог обсудить ситуацию и благодаря этому привести в порядок собственные мысли. И миссис Виккари не обманула ожиданий: она не осудила и не похвалила желание Аша жениться на индусской вдове и не пришла в ужас ни от такого его намерения, ни от мнения Анджали, что в законном браке нет необходимости.

– Видите ли, – сказал Аш, – как только о нашем браке станет известно, она окажется в опасности.

– И вы тоже, – заметила Эдит Виккари. – Пойдут разговоры, а в Индии молва бежит быстро.

Разумеется, дело было именно в этом. И Аш проникся к миссис Виккари невыразимой благодарностью за то, что она сразу поняла суть проблемы, а не принялась приводить более очевидные доводы против подобного брака – начиная с того, что, покуда он не достигнет возраста тридцати лет или не дослужится до майора, он не вправе жениться без согласия своего командира (которого при существующих обстоятельствах точно не получит), и завершая тем, что в полку вроде Корпуса разведчиков, где служат мусульмане, сикхи, индусы и гуркхи, британский офицер, женившийся на индусской вдове, неминуемо станет предметом всеобщего порицания. Таким поступком он посеет раздоры среди подчиненных, оскорбив не только индусов с их кастовым сознанием, но, вероятно, и сикхов; мусульмане будут презирать его за неуважение к собственной религии, а сикхи, мусульмане и гуркхи, вместе взятые, станут подозревать его в симпатии к единоверцам жены всякий раз, когда ему придется разбирать споры между индусом и приверженцем иной веры либо представлять того или другого к присвоению очередного звания. Разведчики попросят его уволиться, и ни один полк Индийской армии не примет его по вышеперечисленным причинам.