Далекие Шатры - Мэри Маргарет Кей

Он покинул бунгало рано утром в наемной тонге, взяв с собой женщину и сказав остальным слугам, что она хочет навестить мать в родной деревне и что они вернутся домой поздно вечером. На самом деле она вообще не вернется. Вместо нее обратно с ним приедет рани-сахиб, и никто не заметит подмены: все женщины в чадрах выглядят одинаково. Что же касается той, другой, то сахибу нет нужды опасаться: она получила хорошую плату за свои услуги и не представляет угрозы, потому как по природе своей не болтлива и к тому же в ближайшем будущем не вернется в военный городок или вообще в город, а когда вернется, они уже давно будут в Мардане.

– Но сегодня вечером все увидят, что она воротилась со мной, как я и говорил, а значит, если какие чужаки явятся с расспросами, они ничего не узнают, потому что рассказывать будет не о чем. Я привез чадру для рани-сахиб, старую, но чистую. Она принадлежала моей сожительнице, но я забрал ее, пообещав вместо поношенной и чиненой-перечиненой купить на базаре новую, что я и сделал. По счастью, она женщина рослая – шикари говорит, рани-сахиб тоже высокого роста. Мы вернемся после наступления темноты, и никто не заметит разницы, а уж оказавшись в лачуге, рани-сахиб будет в безопасности. Я скажу, что она малость занедужила и должна лежать в постели. Ей не придется ни с кем разговаривать или даже показываться на глаза кому-либо.

– А что будет, когда настанет время покинуть Гуджарат? – спросил Аш.

– Об этом мы тоже подумали, – ответил Букта. – Все очень просто. Ваш слуга скажет, что его сожительница хочет навестить родственников в Пенджабе и что он согласился довезти ее с собой до Дели или до Лахора, коли вам угодно. Он все устроит. У него есть голова на плечах, у этого патана. К тому же всем известно, что женщина жила под его покровительством более года, тогда как рани-сахиб исчезла всего несколько дней назад. Теперь что касается нашего собственного возвращения…

Минут через двадцать группа из четырех всадников ехала быстрой рысью через возделанные поля к пыльной широкой дороге, что пролегает между Кхедбрахмой и Ахмадабадом, а выехав на нее, пустилась галопом в южном направлении.

К наступлению сумерек их все еще отделяли многие мили от города Ахмад-шаха. Но они продолжали путь при свете звезд, а когда наконец впереди показались огни военного городка, всходила луна. Путники остановились возле купы деревьев, и Аш снял Джали с седла. Они не разговаривали, ибо уже сказали друг другу все, что надо, к тому же все четверо испытывали тревогу и изрядно устали. Гулбаз отдал свою лошадь Букте, поклонился на прощание Ашу и вместе с Анджали, которая, как положено женщине, держалась на шаг позади него, двинулся по залитой лунным светом дороге к расположенной на окраине военного городка деревушке, где собирался нанять тонгу, чтобы доехать до бунгало.

Через пять дней Аш вернулся в Ахмадабад верхом на одной из лошадей Сарджи, в сопровождении одного из саисов Сарджи.

Прежде чем отбыть обратно с лошадью, саис воспользовался гостеприимством Кулурама и других слуг, а перед отъездом поведал хозяевам со множеством подробностей историю о гибели своего господина, который трагически утонул, пытаясь переплыть на коне через одну из многих приливно-отливных рек, впадающих в залив Кач; конь сахиба тоже утонул, а сам сахиб спасся лишь чудом. История от деталей не пострадала, и позже Гулбаз доложил, что рассказчику – да и никому другому – явно и в голову не пришло усомниться в ней.

– Таким образом, еще одно препятствие успешно взято, – сказал Гулбаз. – Что же касается другого дела, здесь тоже все прошло как по маслу. Никто не поставил под сомнение личность женщины, вернувшейся со мной. И никто уже ничего не заподозрит, потому что рани-сахиб не выходит из комнаты, прикидываясь больной. Впрочем, мне кажется, она действительно нездорова: на вторую ночь она закричала во сне так громко, что я проснулся и бросился к ней в лачугу, испугавшись, что ее нашли и насильно увозят. Но она сказала, это просто страшный сон и… – Он осекся, увидев выражение лица Аша, и спросил: – Так, значит, с ней такое уже случалось?

– Да. Нужно было предупредить тебя, – сказал Аш, злясь на себя за недомыслие.

К нему самому Шушила во снах больше не являлась, но продолжала лежать тяжким бременем на совести: ее маленькое укоризненное лицо по-прежнему возникало у него перед глазами в самые неожиданные моменты. И если с ним происходит такое, то насколько же хуже должно быть Джали, которая любила свою младшую сестру?

Он спросил, не проснулся ли от криков кто-нибудь из слуг, но Гулбаз так не думал.

– Как вы знаете, моя хижина и бывшая хижина Махду-джи стоят поодаль от остальных, а лачуга, которую занимает рани-сахиб, находится сразу позади моей и потому надежно заслонена от построек, где живут остальные слуги. Но на следующий день я купил опиума и стал давать понемногу рани-сахиб после заката. С тех пор она спит крепко и больше не кричит по ночам, и это хорошо, ибо шикари не ошибался, когда высказал предположение насчет возможной слежки за сахибом.

По словам Гулбаза, накануне днем к бунгало приходили несколько незнакомцев: один спрашивал работу, другой назвался продавцом лекарств и лекарственных трав, а третий разыскивал неверную жену, которая вроде бы сбежала со слугой какого-то сахиба. Последний из них, узнав, что Пелам-сахиб пару недель назад уехал охотиться в Катхиявар и еще не вернулся, задал много вопросов…

– Мы ответили на все, – сказал Гулбаз. – Посочувствовали его беде и рассказали ему много разных вещей, хотя, боюсь, совершенно для него бесполезных. Что же касается продавца лекарств и прочего, то он, по счастью, сегодня снова торчал возле бунгало, когда сахиб вернулся, и остался послушать рассказ саиса. Потом он собрал свой товар и ушел восвояси, сказав, что должен обслужить еще многих других покупателей и больше не может здесь задерживаться. Едва ли парень вернется: он собственными глазами увидел, что сахиб вернулся, и узнал от саиса, который болтает языком не хуже старой сплетницы, что никакое третье лицо не сопровождало сахиба и шикари, когда они привезли семье сирдара Сарджевана Десаи печальное известие о трагедии в Катхияваре.

– Появятся и другие, – пессимистически заметил Аш. – Вряд ли шпионы первого министра так быстро успокоятся.

Гулбаз пожал плечами и высказал мнение, что соглядатаям скоро надоест ошиваться возле бунгало, обмениваясь сплетнями с людьми, которые явно не могут рассказать ничего интересного, и таскаться за сахибом по военному городку, убеждаясь, что он всего лишь занимается такими неподозрительными обыденными делами, как светские визиты, прощальные вечеринки и скучные, но необходимые формальности, которые надлежит уладить со служащими и кассирами железнодорожной станции в связи с поездкой обратно в Мардан.

– Вам нужно побольше ходить туда-сюда каждый день, – посоветовал Гулбаз, – всем своим видом показывая, что вам нечего скрывать и вы не торопитесь с отъездом, и соглядатаям скоро прискучит эта игра. Через неделю-полторы они потеряют к вам интерес, а потом мы спокойно сможем отряхнуть пыль этого зловещего города с наших ног и сесть на поезд, идущий в Бомбей. И да не допустит Всемилостивый, – горячо добавил он, – чтобы у нас когда-нибудь появилась причина вернуться сюда.