Миледи и притворщик - Антонина Ванина

– Не представляю, как ты столько времени справлялся с четырёхлетним ребёнком.

– Очень просто. Пришлось вспомнить времена, когда мне было одиннадцать, и я вернулся из Старого Сарпаля во Флесмер к маме и Мие. Ей тогда как раз исполнилось четыре. Так что я осведомлён о всех девчоночьих проблемах и детских трудностях. Я просто ухаживал за Санджаной как когда-то за своей сестрёнкой. Собственно, Санджана и есть моя троюродная сестра. Но когда на рейде встал корабль Альвиса, и Рагнар прислал за мной шлюпку, всё очень сильно изменилось. Как только Рагнар увидел, что я поднялся на борт с девочкой на руках, его пробило на смех, и он долго не мог успокоиться. Он тут же припомнил мне моего отца, моего единокровного брата Юнитынто и сказал, что Вистинги неисправимы. Он как и ты решил, что Санджана – моя дочь, а её мать, моя давняя любовница, померла или вышла замуж за другого. У меня в тот день не было настроения оправдываться и разубеждать его. Я был занят Санджаной, учил её принимать ванну и не бояться воды, стирал ей одёжку, объяснял, что теперь надо есть ложкой, а не руками, и сидеть на полу больше не стоит, для этого есть стулья. Много забот навалилось разом. Перед сном я всё думал о том, что будет, когда мы доберёмся до Флесмера. Решил, что с карьерой исследователя придётся завязать и ограничиться кабинетной работой – у меня ведь теперь ребёнок на воспитании и длительные командировки я себе позволить больше не могу. Я даже начал подумывать, где найти подработку, чтобы дать Санджане всё, что есть у любого тромского ребёнка и через несколько лет не угодить в финансовую пропасть. Но как только мы сошли на берег в порту и добрались до дома, меня там неожиданно встретила мама. Оказывается, они с отцом снова вдрызг разругались, и она переехала в свой дом. А ещё выяснилось, пока я ехал, Рагнар успел обзвонить всех наших родственников и разболтать, что в семье Вистингов пополнение. Так что мама с порога взяла у меня сонную Санджану, а та прижалась к её груди и так тихо протянула: "Мама". Наверное, она бы любую сарпальскую женщину в тот момент так назвала, потому что… потому что любому маленькому ребёнку в первую очередь нужна мать. Не отец, не опекун – мать. А я её у Санджаны отнял. И тут у меня всё внутри перевернулось от осознания, что же я натворил.

– А что ты натворил? Ты спас ребёнка от верной смерти. Как ты можешь винить себя за это?

– Я бы мог отдать тётушке Тамани деньги вместе с Санджаной. И сказать, что жрецы благодарят её за хлопоты, но они ошиблись в своих астрологических расчётах, и уже нашли правильную богиню.

– Брось, обман бы рано или поздно вскрылся, и Санджане от этого стало бы только хуже. Ты и так пошатнул ормильские устои своим подлогом. Кто знает, вдруг ради равновесия сил её бы принесли в жертву какому-нибудь другому божеству. Да и что хорошего её ждало в её родной семье?

– Мама. У неё была бы родная мама.

– Холодная и безучастная. Поверь, Шела с ролью матери справляется намного лучше.

– Да, она очень любит Санджану. Но в глубине души она всё равно знает, что та ей не дочь. Она думает, что отец Санджаны я, а я знаю, что я ей всего лишь троюродный брат. А ещё я знаю, что я самым беспардонным образом обманываю всю свою семью и эксплуатирую их светлые чувства к Санджане. Да, мама с отцом первыми предложили взять Санджану на воспитание к себе, чтобы я успел закончить свои исследования и не отказывался от карьеры. Но они сделали это, думая, что берут в свой дом внучку. А это не так. Думаю, мама не стала бы любить Санджану меньше, узнай она, что та приходится ей двоюродной племянницей. А вот отец… Даже не знаю, как бы он отреагировал, узнав, что по сути Санджана ему никто. Только поэтому я и продолжаю ему врать. И всем вокруг. Уже половина Флесмера в курсе, что младший Вистинг привёз из Сарпаля прижитую от туземки дочь. И все в курсе, что Шела и Мортен Вистинг официально удочерили Санджану, лишь бы прикрыть мои грешки. А я молчу. Плевать на репутацию и то, что будут говорить обо мне дальше. Я просто жду, когда через два года Санджана пойдёт в школу и там кто-нибудь обязательно ей скажет, что мамы у неё давно нет, а старший брат на самом деле и есть её отец. Я с ужасом жду этого момента, потому что мне придётся что-то говорить семилетнему ребёнку и врать ей в глаза, что все слухи верны, и она моя дочь. Мне придётся выдумать историю о том, как я познакомился с её матерью, как мы любили друг друга, но внезапная болезнь забрала её, и теперь у Санджаны остался только я. Мне придётся ей врать, врать всю оставшуюся жизнь, потому что я никогда не посмею сказать ей правду. Правду о том, что её настоящие родители, которых она забыла, на самом деле живы, что они продали её алчным жрецам, которые убивают маленьких девочек. Санджана никогда этого не узнает. Я унесу эту тайну в могилу, лишь бы она никогда не познала боль предательства. Лучше я навсегда останусь лжецом, чем отниму у Санджаны её новый мир, где все её любят, и никто никогда не желал ей смерти.

Стиан замолчал, а я ещё долго пыталась переварить его горькие откровения. Как же много он на себя взвалил… Сколько мрачных мыслей роится у него в голове. Каждый день, каждый час. И он не может от них избавиться. Они будут с ним всю его жизнь, до самой смерти… Но это же невыносимо! Как можно жить, считая себя лжецом и не имея возможности от этой лжи избавиться?

А ведь он и не хотел так жить… Тогда на перекрёстке миров он запросто согласился уйти в Пустошь Безмолвия, чтобы отдать Санджане свои годы и излечить её от болезни. Но он не только искал исцеления для своей воспитанницы – он бежал от правды, что давит на него нестерпимым грузом, стоит ему только посмотреть Санджане в глаза.

– Стиан, – тихо произнесла я, – а что случилось с Санджаной, когда она переехала к твоим родителям? Ты просил для неё исцеления и долгих лет жизни. Она сильно болела? Или это была не просто болезнь?

– Даже и не знаю, как и сказать. Сарпальская часть моего естества говорит, что богов обманывать бессмысленно, и они обязательно заберут своё. Жрецы Талиманти могут как угодно называть обряд освобождения богини из осквернённого нечистотой тела, но, по сути они приносят девочек в жертву. А раз я украл у богов предназначенную им девочку, они рано или поздно всё равно заберут её себе. Но так говорит только сарпальская часть меня. Тромская же думает, что перемена климата не пошла Санджане на пользу. Ей здесь холодно, особенно зимой. Из-за этого она много простужалась, пока дело не дошло до воспаления лёгких. Его три месяца не могли до конца долечить, и весной оно возобновлялось с новой силой. Мама считает, что только поездка к минеральным источникам на острове Вечной Весны помогла побороть остатки болезни. Моё сарпальское естество говорит, что это твой преобразившийся амулет нашёл Санджану и теперь охраняет её от всех напастей.

А чтобы охранял и дальше, я не должна ни разу пожалеть о том, что лишилась его защиты, иначе девочка снова будет болеть – я помню наказ чудодеев. И я точно никогда не пожалею о том, что прелестное маленькое создание, чудом обретшее право на жизнь, проживёт её без хворей и смертельных опасностей.

Незаметно для меня мы подъехали к отелю. Автомобиль остановился, а я всё не решилась попрощаться со Стианом и уйти. Внезапно он сказал мне: