Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

из ржавеющего железа не возникло. Ничего такого, что не могли бы столкнуть с дороги броня МТЛБ или бульдозер.

— Олег, что у вас там? Пробка? — спросил Демьянов, вознося хвалу Попову и Маркони, а также небесным силам, прекратившим магнитные бури.

— Странная пробка. Машины очень плотно стоят. Сами бы они так в кучу не собрались. И вмятины характерные, как будто их сдвигали.

— Какое-нибудь подозрительное движение?

— Нет, тишь да гладь.

— Не нравится мне это, — поделился мнением Демьянов. — Вы там ухо востро держите. Уж больно на ловушку похоже.

— Обижаете, Сергей Борисович, — без всякой обиды в голосе произнес старший лейтенант, он же командир передового дозора. — Все вокруг прочесали. Никого, кроме пары старых жмуриков. Наверно, была засада, да вся вышла. Сейчас будем разбирать их «берлинскую стену».

Демьянов поморщился, представив, сколько вреда могли нанести эти гады, если б напали, пока колонна переходила по мосту Иню. А теперь все — пусть рискнут здоровьем. Больше на их пути водных преград не будет. Правда, в горах тоже придется быть осторожными.

Богданову майор доверил другую ответственную роль. Тому с его слаженной командой предстояло на снегоходах проверять опасные участки прямо во время движения.

Вряд ли кто­то, пребывая в здравом уме, рискнул бы напасть на такую силу в лоб. А вот с флангов… пересеченная местность не всегда позволяла снегоходам двигаться с одной скоростью с колонной. Да и недостаточно было снегоходов, чтоб контролировать фланги на всем протяжении — осмотру подвергались только опасные участки. Впрочем, каждую яму мобильные группы проверить не могли, а каждый дом, когда они въезжали в населенный пункт, — и подавно. Там вполне могла затаиться какая-нибудь погань, готовая поймать в перекрестье прицела любой из грузовиков и автобусов с безоружными людьми.

Естественно, возмездие последовало бы быстро, но Демьянов полагал, что нельзя приписывать нормальную логику этому зверью. Такие смертники вполне могли найтись, поэтому дозорные и не расслаблялись ни на минуту, гоняя вдоль колонны туда и обратно.

Майор знал, какой прием их может ждать наверху. За четыре месяца жители главного научного центра Сибири превратились в диких обитателей Афганистана или Сомали.

Внезапно он ощутил легкий укол совести. Обвинитель нашелся… Сами­то хороши, закрылись в своем бункере.

«Пусть жрут друг друга. А нас оставят в покое».

То, что эти существа потеряли человеческий облик не до конца, усложняло задачу: пользоваться огнестрельным оружием и гранатами выродки не разучились и даже фугас на дороге могли организовать. В глазах любой разбойничьей ватаги такой огромный караван кажется лакомым кусочком, а от этого может и крышу снести. «Кто такие? Куда намылились? Чего везут?»

Как показывал недавний опыт, нападения можно было ожидать с любой стороны и в любой момент. Мародеры могли поджечь пару машин, даже понимая, что их сразу после этого отгонят.

Подумал майор и о возможности минирования — для такого случая впереди шел бульдозер «Кировец». Кабину прикрыли стальными листами. Если подорвется на фугасе, то потеряет только ковш. И даже при наезде на мину водитель, скорее всего, останется жив, а найти новый бульдозер нетрудно. С другой стороны, вряд ли можно ожидать таких саперных талантов от вышедших на большую дорогу селян. Разве что от дезертиров. Но дезертиры, как люди военные, никогда не нападут при таком раскладе. Это уж скорее у городского гопника, на­игравшегося в «Counterstrike» и раздобывшего у мертвого сотрудника органов поганый «укорот», на такое ума хватит.

Когда останавливалась и глохла одна машина, а такое случалось несколько раз, тормозили и все остальные.

Во время коротких остановок никому не разрешалось выходить из машин. Для того чтобы покурить или справить естественные потребности, надо было ждать полноценного привала.

В свете прожектора на крыше «Лиса» промелькнул скособоченный дорожный знак, обозначающий конец населенного пункта «Новосибирск». Важная веха на их пути.

Шоссе начало делать плавный поворот, и Демьянов окинул взглядом казавшийся бесконечным поток — вереницу красных огней, похожую на факельное шествие.

«Чувствую себя русским Моисеем, — подумал он. — Веду, значится, своих людей из мрачного плена через безлюдные пустыни и непроходимые преграды к земле обетованной. Пророк во главе избранного народа, ха-ха. Как там у Луи Армстронга: „The Lord said: go down, Moses, way down in Egypt’s land. Tell old Pharaoh to let my people go…“»[43].

Отпусти народ мой. Вряд ли можно было сказать точнее. Город погибели не смог их задержать, только клацнул зубами на прощание.

«Надеюсь, сорок лет скитаться не придется. А то одной булкой хлеба и рыбиной я эту ораву не накормлю… — подумал Демьянов. — Ой, пардон, это уже из другой оперы».

* * *

Они ехали в новую жизнь, но радости в их сердцах было мало — по обеим сторонам дороги тянулась бесконечная череда руин. Даже те дома, которые не пострадали от вспышки и ударной волны, за эти месяцы обветшали так, как будто прошли годы. Под тяжестью снега провалились крыши, ветром выбило окна, а кое­где и сорвало двери с петель. В одноэтажной застройке давно повалило заборы. А может, еще до того, как их повалило бы ветром, они пошли на дрова. Но люди пока не встречались.

Огромный автопоезд напоминал похоронную процессию — вроде той, когда прощаются с человеком, которого многие знали, но никто не любил. Не было ни слез, ни причитаний, только угрюмое молчание. Люди переговаривались вполголоса, так, будто шумный разговор был здесь недопустим. Некоторые, успев, несмотря на запрет, разжиться спиртным, уже успели принять на грудь, но даже им не было весело. Их смех звучал натянуто, а ухмылки, на мгновение озарявшие покрасневшие лица, стирались моментально — обычно после первого же взгляда в окно. Атмосфера вселенского кладбища действовала на всех, даже на сильных духом.

Ехать верхом на броне по ровной дороге на самом деле не трудно. И даже комфортно, когда нет собачьего холода — снизу от работающего двигателя поднимается теплый воздух. Если бы не рев двигателя, можно было бы даже заснуть.

Практика последних войн показала, что мотопехоте безопаснее сидеть именно на броне, потому что в этом случае урон от обстрела будет меньше, чем от подрыва машины, когда люди внутри. Тогда она станет братской могилой. Но они делали так, прежде всего, чтоб увеличить сектор обзора.

Ближе к середине дня видимость стала лучше. Это уже была не ночь, а поздний вечер, сумерки. Караваев поймал себя на мысли, насколько привычной стала для него чернильная темнота двадцать четыре часа кряду.

— А