Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

Разок мне удалось даже с Нелькой поговорить. Случайно в магазине встретились.

«Тебе его не жалко?» — спросил я тогда.

На что она лишь равнодушно пожала плечами:

«Жалко. Но что мне теперь, из-за этого через себя переступать? И вообще, это не твое дело, не находишь?»

А ведь и правда — не мое… Чувствовал я себя тогда после этого короткого диалога ну очень отвратительно. А все потому, что, положа руку на сердце, был с ее логикой-то солидарен.

Последний раз до этого дня разговаривал с Олежей как раз на Выпускном. Можно сказать — просто для очистки совести. Да и он, по понятным причинам, был тогда в относительном сознании. Я просто должен был попытаться.

«Олег, — спрашиваю. — Ты хоть понимаешь, что разваливаешься?»

«Понимаю», — кивает.

«Ну, так зачем тогда?»

Он как-то странно усмехнулся и неожиданно посмотрел на меня совершенно трезвыми и безжалостными глазами.

«Просто я ее люблю. Тебе этого не понять…»

А ведь, как оказалось со временем, и вправду — не понять… Хотя пытался, врать не буду. Как уже известно, ничем хорошим это не кончилось.

Подводя итоги, Нельку я очень хорошо помнил. Строго говоря, даже не столько ее, сколько все те проблемы, которые она за собой принесла. Ну да ладно.

— А к чему вопрос-то? — уточняю я, чувствуя, что не очень-то и хочу знать ответ.

— Ну, сейчас вернемся — расскажу…

И, как выяснилось, не просто так чувствовал. Ибо история эта… С одной стороны — и врагу не пожелаешь. А с другой… Вопрос один у меня на языке чесался — вот как можно быть таким мудаком?

После школы Олежа, как нетрудно догадаться, пошел в армию. Отслужил, вернулся, кое-как поступил в какой-то мало кому известный экономический ВУЗ на окраине Москвы. Там, на втором году обучения, у него завертелся роман с одногруппницей. Причем, как он сам говорил, роман весьма и весьма красивый. Год они встречались, после чего Олежа, как только он наконец-то полностью отпустил от себя мысли о Нельке, сделал девушке предложение. Хэппи энд, казалось бы. Но…

Пошел как-то Олежа на концерт какой-то там андеграунд-группы, чье название я даже при желании не выговорю. Жену с собой тоже звал, но та отказалась. Девушка все же была довольно ответственной, до окончания универа оставалось каких-то три месяца, а она на красный метила. Это герою нашей истории было, в общем-то, все равно.

И вот концерт уже почти начался, стоит Олежа в толпе, поворачивает голову и видит рядом с собой Нельку. Сердце, естественно, уходит в пятки, он пытается по-тихому свинтить, но его замечают. И улыбаются еще так задорно. Ну, думает, поговорю, столько лет все же не виделись. Да и люди, грубо говоря, друг другу не чужие. Заговорил он с ней.

А дальше в этой истории начинается самое интересное. И то самое немного мистическое. Поскольку через пару минут выясняется, что девушка оказалась и не Нелькой вовсе, а вполне себе Катей. Просто как две капли воды на нее похожей.

Сказать, что герой нашей истории охренел — это значит не сказать ничего. Вот это внезапинка — точная копия девушки, в которую он когда-то был без памяти влюблен. Естественно, мозг у персонажа отключается, мгновенно нахлынули воспоминания, и ни о чем другом он уже думать не в состоянии.

Они прекрасно проводят время вместе, но в тот раз Олежа кое-как сдерживается, сажает девушку после концерта на такси домой, а сам едет к себе, все еще отказываясь верить в произошедшее.

С этого момента все идет по наклонной. Ибо вместо того, чтобы положить большой и толстый, как сделал бы любой здравомыслящий человек, Олежа начинает с ней общение по переписке, затягивая себя все больше и больше в это болото. Причем полностью отдавая себе отчет в том, что никакие чувства непосредственно к этой Кате там и рядом не лежали, и что все это иллюзия ввиду ее поразительной похожести на Нельку. Но ничего с собой поделать он не мог, как он сам признавался — буквально обезумел от того факта, что в тот вечер он, глядя на нее, будто переносился в реальность, где у них с Нелли все получилось. С женой, логично, начался разлад, пусть до определенного момента это и казалось некритичным.

И вот они снова, спустя неделю, встретились. Он долго готовился. Надел свой самый лучший костюм, наврав жене, что идет на очень важную вечеринку. Где ему, разумеется, надо пообщаться с серьезными людьми, предложившими хорошую работу.

Конечно же они переспали в ту ночь. И тогда у Олежи окончательно снесло резьбу. Может, он где-то в глубине души и понимал, что творит полную херню, но вряд ли бы на него подействовали какие-то разумные доводы. Он был уверен, что это его своеобразный такой второй шанс. Пусть и, кхм, немного искривленный. Вскоре он подает на развод. Уже представляя свою счастливую жизнь с Катей, так похожей на его единственную, как он всегда говорил, любовь. Слушая все это, я понимал, что не такая уж я, оказывается, и тварь-то…

Карма сработала быстро. Не мгновенно, но быстро. Когда Олежа уже с чистой совестью предложил Кате стать больше, чем обычными любовниками, выясняется, что девушке это нафиг не нужно. И что вообще у нее таких Олеж… Не толпы, но и единственным и неповторимым у него себя вряд ли получится почувствовать.

Какой для него это был удар — честно, даже представлять не хочу. Хоть он и постарался описать это как можно более красочно. Сам, конечно, виноват. Так глупо повестись на эмоции и потерять все… Он опять запил. По-черному. До больницы. Долго лежал, лечился. После выписки плюнул на все и подался в монастырь где-то под Новгородом. Кем он там устроился, чего он там делал, — я так и не понял нифига. Но прожил он там всего лишь год с небольшим, потом ушел. Не понравилось ему там что-то. Что — не сказал. Да я и, собственно, не спрашивал. Бороду сбрил, а вот усы решил оставить. Уж больно роскошными получились. Да и к лицу ему, уж тут я даже спорить не буду.

Вернулся в Москву. Завел кота. Устроился в уже упомянутое мною рекламное агентство. Об отношениях больше не думает и не планирует. Разве что раз в месяц снимает себе проститутку.

— Трындец, — единственное, что я смог из себя выдавить, когда Олежа закончил свою исповедь, тяпнул очередную рюмку вискаря и задумчиво уставился на меня, в ожидании бурной реакции.

— Все, что ты можешь