Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - Джеймс Дуглас

Либо придется сделать вывод, что Джона Кеннеди убили за то, что он решил и правда стать президентом США. Так, как это прописано в Конституции США и, не исключено, даже несколько больше, благо политическая обстановка в США это позволяла сделать. Внутренняя грызня в элите, нараставшая после войны, начала подходить к точке кипения. Импульс рузвельтовских реформ, усиленный Второй мировой войной, начинал затухать. Развал британской и французской колониальных империй, сопровождавшийся замыканием финансовых потоков на американские банки, гегемонию Америки в западном мире более чем укрепил. На фоне других стран, включая и СССР, Америка еще воспринималась в качестве лидера. Но процветание уже не выглядело так бесспорно – все более заметными становились внутренние изъяны: нарастающие социальные диспропорции, расовая сегрегация, бедность. Ощущались и последствия непросто пережитого Америкой маккартизма, приведшего не просто к усилению закрытости американской элиты – она и до Кеннеди была подчеркнуто аристократична, если не сказать олигархична, – а к затхлости, застойности и нежеланию видеть большую картину, воспринимать мир в динамике. От этого и многочисленные скандалы, сотрясавшие Америку второй половины 1950-х гг. Любой историк вспомнит, как происходило избрание на второй срок Гарри Трумэна, оставившее большие вопросы, как откровенно хамил Трумэну главком американский войск в Корее Дуглас Макартур. Вспомнит, при каких обстоятельствах, а главное – с каким нежеланием выдвинулся на пост президента Дуайт Эйзенхауэр, хотя его обхаживали несколько лет, превращая неплохого генерала и незлобного человека в яростного антикоммуниста. Продвинутые специалисты напишут, как накануне выборов 1952 г. разразился скандал вокруг кандидата в вице-президенты, того самого Ричарда Никсона, обвинявшегося в создании тайного избирательного фонда, и как весьма чистоплотный по американским меркам пятизвездный генерал был вынужден отмазывать своего зама, откровенно навязанного ему в качестве политкомиссара. Как манипулировал политиками и играл в кадровые шахматы Нельсон Рокфеллер. Как участникам политических процессов приходилось натужно улыбаться презираемому всеми Джозефу Маккарти… Много чего можно вспомнить про период благоденствия Эйзенхауэра, поскольку этот раздрай не прекратился после выборов. Напомню о партизанских действиях Герберта Браунелла, министра юстиции в администрации Эйзенхауэра, который в момент болезни президента разыграл интригу в духе XIX, если не XVIII в., чтобы добиться продвижения своего варианта изменений в законах о гражданских правах, совершенно не заботясь о дисциплине и политической лояльности. Слишком высоки были политические ставки. Эти скандалы внешне не сильно подрывали величие Америки, но истощали ее ресурсы, а главное, приводили к таким деформациям власти, которые явно угрожали устойчивости всей системы. Последние годы президентства Дуайта Эйзенхауэра запомнились поговоркой: «Рузвельт показал, каким должен быть президент. Трумэн – каким не должен. А Эйзенхауэр показал, что США могут обойтись и без президента». Преувеличение, конечно, но почти народное свидетельство кризиса власти в тогдашней Америке.

Советский Союз второй половины 1950-х гг. с вышедшим из доверия Лаврентием Берия и «примкнувшим-к-ним-шепиловым» тоже, впрочем, не мог рассматриваться как образец стабильности. Обе стороны искали новые точки стабильности внутри страны и вектора усиления на международной арене. Это было не неизъяснимым, а вполне рациональным, даже циничным – внутриполитическая стабильность легче обеспечивается внешнеполитическими успехами. Но это было предпосылкой к неизъяснимому, необходимым, хотя и недостаточным условием для его появления и проявления.

Но в США начинавшийся кризис власти обострял известный спор между наследниками Франклина Делано Рузвельта, предавшими его наследие, и противниками президента-реформатора, не желавшими даже слышать об этом наследии. Спор о целесообразности и путях социальной модернизации Америки. Вспомним историю: 1960–1980-е гг. – это период масштабной, почти катастрофичной социальной модернизации США, в которой американцы несколько раз были на волосок от крупнейшего геополитического поражения, но в конце концов выиграли у Советского Союза. Путь к этой крупнейшей геополитической победе был заложен как раз при Кеннеди, первым и чуть ли не единственным из крупных американских политиков увидевшим смысл грядущей американской стратегии, если хотите, сверхзадачу Америки, в социальной модернизации. А гибель американского президента, тем более при столь странных обстоятельствах, сделала социальную модернизацию США неотвратимой. И это было настоящим неизъяснимым, тем, что не могло быть объяснено только с рационалистической точки зрения политического выживания в вашингтонском бюрократическом пространстве.

Американская элита была неспособна прикоснуться к неизъяснимому, почувствовать его, увидеть дальнюю перспективу, которую, и это неоспоримо, видел Кеннеди. А тут еще и «эти странные русские», не просто не желающие сдаваться (основоположники холодной войны, говоря о долгосрочном сдерживании, вряд ли рассчитывали, что оно продлится 15 или даже 20 лет), но и нанесшие США несколько обидных политических поражений. После такого с Москвой пришлось говорить если не на равных, то с позиций долгосрочного сосуществования.

Если признать большую картину, нарисованную Джеймсом Дугласом, многое станет на свои места, в том числе и трагическая гибель в июне 1968 г. Роберта Кеннеди, вовлеченного в неизъяснимое не меньше, если не больше Джона. Достаточно вспомнить тайные контакты Роберта с Москвой, попахивающие изменой родине по советским меркам. Но тогда получится, что неизъяснимым был не Карибский кризис и не угроза ядерной войны, которая тогда еще могла обойтись без глобального уничтожения, не достигнув пресловутого «критерия Макнамары», поскольку потенциалы сторон пока не позволяли уничтожить мир нажатием одной кнопки.

Неизъяснимым было то, почему Кеннеди решил, что он может выжить – и политически, и физически, – действуя не просто по-другому, но принципиально по-другому. Неизъяснимым было и то, что некая группа в американской элите под прикрытием Карибского кризиса пыталась совершить революцию сверху в американской политической системе. Прежде всего, революцию кадровую, но с ней и институциональную. Вспомним, как Джеймс Дуглас описывает реакцию Кеннеди на формально требуемые действия, заседания и прочее. Вспомним, как с приходом Кеннеди начали появляться новые правительственные и околоправительственные институты. Революция не удалась, в том числе и из-за убийства ее формального лидера, но бумерангом обернулась Уотергейтом и позором бегства из Вьетнама.

Оппортунистический либерализм Кеннеди, о чем пишет даже апологетически настроенный по отношению к нему Теодор Соренсен, помощник президента Кеннеди[87], давал возможность американскому президенту мимикрировать под вмещающий политический ландшафт, сохраняя родовые черты классического американского либерала. Но этот прагматический либерализм, как о своей позиции говорил и сам Кеннеди, не позволял однозначно выбрать вектор развития ни внутри страны, ни во внешней политике – Кеннеди был обречен маневрировать постоянно и не всегда системно. Поэтому о неизъяснимом, выходящим за рамки политической обыденности тогдашней Америки, Кеннеди явно задумывался, но, подозреваю, его никогда не покидала мысль о том, как он пойдет на следующие выборы, когда эффект новизны будет исчерпан. Интересно, что Линдон Джонсон, вице-президент, принявший бразды правления после смерти Кеннеди, был с точки зрения своего публичного поведения в значительной мере антиподом Кеннеди, что не помешало ему блистательно избраться на пост президента в 1964 г. И далеко не очевидно, что шансы младшего брата президента в противостоянии с Ричардом Никсоном, ставшим в итоге президентом в 1968 г., были столь уж бесспорны. Дело тут не в оценке нереализовавшихся вероятностей. Но данная картина дает примерное представление о том, насколько острой была для Кеннеди политическая обстановка за секунду до роковых выстрелов в Далласе. И не факт, что Кеннеди, особенно с учетом значимости мессианских соображений для него и пресловутой молодости, выбрал бы тот вариант решения вопросов с неизъяснимым, который кажется нам сейчас оптимальным. Вспомним, что в 1963 г. перспективы победы в космической гонке даже не просматривались, а позиции Никиты Хрущева выглядели как никогда прочными, хотя «кремлевский заговор» во главе с Александром Шелепиным и Семеном Игнатьевым уже набирал обороты.