Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - Джеймс Дуглас

Но в 1960-х этого еще никто не знал. А американское общество только начало осознавать, что право называться великой державой надо доказывать каждый день и не только наличием мяса на столе обывателей, как говорил Ричард Никсон Никите Хрущеву, но и способностью к глобальным сверхусилиям, а порой – способностью платить кровью за лидерство. Окончательно американское общество поймет эту нехитрую мысль, только когда уяснит, что «Вьетнам» – это не только суп «Фо Бо» и смешные шляпы из соломы. Это произойдет совсем скоро и, как показывает Дуглас, будет одним из побочных, но вполне просчитываемых результатов Карибского кризиса. Так что Джон Кеннеди – это олицетворение запроса на сверхусилия Америки, если хотите, насилия над самой собой. Но ведь это тоже неизъяснимое, не так ли?

Вместе с тем помним мы Кеннеди не за это. Вернее, не только за это. Можно сказать даже больше: мы не знаем, за что мы любим Джона Кеннеди. Говоря «мы», я подразумеваю не только американцев, для которых Кеннеди почти икона, но и советских людей, особенно «позднесоветских», подсознательно выделявших его среди американских президентов, хотя, казалось бы, не за что. Не за Карибский же кризис?

В чем была сила Кеннеди и одновременно его слабость? В мозаичности личности, отмечавшейся многими. Историк и политолог Артур Шлезингер, лично работавший с Джоном Кеннеди в Белом доме, писал:

«Он был ирландцем, католиком, человеком из Новой Англии, выпускником Гарварда, отставным морским офицером, жителем Палм-Бич и членом Демократической партии США. Но ни одна из этих характеристик не раскрывала его полностью. Личность Кеннеди выводила его за рамки конкретного класса, расы, региона или религии». И далее: «Он был свободным человеком, но не как это понималось в рамках холодной войны, а в том смысле, что он сам определял свою судьбу и не был слугой каких-то внешних сил»[86]. Если отбросить попытки превратить Джона Кеннеди в бесстрашного рыцаря на фоне испачканных в грязи междоусобных войн и глобальной конфронтации ландскнехтов холодной войны, то сухой остаток данной формулы крайне прост: Кеннеди не мог опираться на какую-то одну группу в американской элите, поскольку был своим для американской почти наследственной аристократии Атлантического побережья (и упоминание Шлезингером фешенебельного Палм-Бич – ох как неслучайно!) и в равной мере чужим для нее. Он мог быть президентом только как представитель широкой коалиции интересов, иногда очень противоречивых. А для этого требовалось быть ярким, запоминающимся и самостоятельным. В самом президентстве Кеннеди были системные противоречия, предопределявшие грядущую трагедию. И то, что произошло в Далласе в ноябре 1963 г., могло вполне оказаться для Кеннеди политическим избавлением, сохранившим его в американской истории как «президента надежды». Подчеркну, надежды, которую он не успел обмануть.

В соответствии с центральной идеей книги судьба Кеннеди была окончательно решена после его речи в Американском университете, где он фактически предложил красным закончить холодную войну. С этим можно и поспорить, но резон здесь не признать сложно. Конечно, искренность американского лидера не вызывала сомнений никогда. Но нельзя отрицать и того, что это была попытка закончить холодную войну, зафиксировав преимущество США. Причем закончить с позиции силы Америки, а не слабости СССР, как это произошло при Рональде Рейгане и Михаиле Горбачеве. В понимании Кеннеди это была «ничья в пользу США», после чего – поразительно, но в речи об этом говорится прямо – американцы должны объяснить советским людям все их ошибки. Ничего не напоминает? Не попытка ли это пойти по тому же пути, который предлагали наиболее умные из американских советологов Джорджу Бушу – старшему в конце 1980-х гг.? Не увертюра ли это к песне Go West группы Pet Shop Boys, звучавшей по всем музыкальным каналам в начале 1990-х гг.?

Так что предположение, что Джон Кеннеди был органически неспособен к цивилизационной конвергенции – в отличие, например, от папы Иоанна XXIII, – вполне закономерно, хотя, вероятно, автору книги оно и не понравится. С другой стороны, никуда не деться от идеи, о которой тоже говорит Дж. Дуглас, – совместного полета на Луну. При всем том, что идея на момент гибели Кеннеди была даже «не в наброске», стратегически это мог быть реальный прорыв для человечества, причем не только технологический, хотя и это было бы немало: уж точно никто не стал бы сомневаться, был ли человек на Луне. Видимо, в технологиях возникли бы неожиданно большие сложности. К тому же американцы явно еще не понимали, в насколько глубоком кризисе к 1963 г. находилась космическая программа СССР, а такой проект требовал исключительно глубокого уровня взаимодействия, если не взаимопроникновения двух космических программ, в которых было более чем достаточно секретного и военно-стратегического. Но это был бы по-настоящему долгоиграющий проект, вокруг которого можно было строить отношения и в других сферах, стратегическое взаимопонимание. В отличие от политически бесплодной программы «Союз» – «Аполлон», которая символизировала краткосрочное перемирие и получила свою реализацию на закате политики «разрядки».

Попытка Джеймса Дугласа представить Кеннеди как цельную натуру не очень убедительна. Политическая и человеческая природа Кеннеди и как личности, и как рефлексии целой эпохи (мало что породившей, но бывшей предвестницей куда более глубоких катаклизмов), такова, что любой автор может выбрать в личности американского лидера что-то свое. Кто-то, как Джеймс Дуглас, – моральные императивы, кто-то – чудовищную по своему цинизму историю семьи, ибо не было в Америке 1930–1940-х гг. человека более циничного и беспринципного, нежели Джозеф Кеннеди, отец будущего президента. Кто-то выберет склонность к мессианству и глобализму, выделявшую Джона Кеннеди на фоне почти всех хозяев Белого дома. Кто-то – прямо противоположное умение делать шаг назад, что также нельзя отрицать. А кто-то увидит в Кеннеди врожденное политическое мученичество. И тоже будет прав. Важно другое – каждый может увидеть в Джоне Кеннеди свое. И в этой мозаичности и умении создавать разновекторные эмоции тоже есть толика неизъяснимого. Но ведь не за эту же способность к политической мимикрии (или к искреннему стремлению понять партнера) его убили?

Все конспирологические версии гибели Кеннеди таковы, что вызывают вопрос: все или почти все президенты индустриальной Америки и до Кеннеди, и после Кеннеди (за исключением, наверное, Рональда Рейгана, работавшего просто красивой «вывеской» для американской олигархии), обещали и даже пытались делать многое, за что якобы убили Кеннеди. Только почему-то их не убивали. И даже не отправляли в отставку (история Ричарда Никсона еще ждет своего пытливого исследователя, который сойдет с проторенного пути). Иногда не переизбирали на второй срок, а в основном ставили в такие условия, когда лучше не рыпаться. Так, к примеру, уныло доживал свой срок в Белом доме американский «перестройщик» Билл Клинтон. По степени катастрофичности иранская авантюра Джимми Картера, неудачная попытка освобождения весной 1980 г. захваченных в американском посольстве заложников, куда более позорна, нежели стыдливая интервенция в заливе Свиней – но не убили же. Посему и приходится прибегать либо к совсем уже изысканной конспирологии с участием инопланетян, либо…