Секрет бабочки - Кейт Эллисон

— Похоже на то, — он смеется. — Это всегда шок. Что-то терять.

Я сую руку в сумку и проверяю время по мобильнику.

— Почти час ночи, — говорю я ему, и тут уже паника начинает захватывать меня. Я должна идти, выбираться отсюда. Спасенную мною пепельницу надо определить в положенное ей место, и мне надо поспать. Джульет пора превращаться в тыкву, а старой, покрытой пеплом Ло — возвращаться, с ее глупыми кудряшками и прыщавым носом.

— Я… мне надо идти, — бормочу я. — Я не представляла себе, что уже так поздно… Мне пора на сцену. Я должна танцевать и… не здесь. Я действительно очень сожалею.

Я подхватываю лежащую на полу сумку. Гордон изгибает бровь, на его лице написано недоумение. Я отворачиваюсь от него и, когда он начинает протестовать, я тук тук тук, ку-ку, проскальзываю между портьер и иду к выходу, опустив голову.

Едва за спиной остаются бархатные веревки, меня останавливает голос, который раздается рядом:

— На твоем месте я бы не уходила от Гордона Джонса.

Я оборачиваюсь и вижу Рэнди, теперь в кожаном корсете, которая стоит у меня за спиной. С пустым подносом для напитков в левой руке.

— Обычно он не падок на новых девушек, так что ты можешь считать себя избранной, учитывая твой наряд, — ее палец с длинным сверкающим ногтем указывает на мою юбку, и она смотрит на меня так, будто я совершила немыслимое преступление.

— Я… я не знала, — бормочу я, теребя серебряную лошадь. — Я ничего о нем не знаю. Я только сегодня сюда пришла.

Она вздыхает и кладет руку на мое бедро.

— Послушай, сладенькая, мистеру Джонсу принадлежит практически весь Кливленд. Недвижимость, строительные проекты, все такое. Денег у него выше крыши. Чаевые оставляет отменные. И он очень, очень хорошо относится к своим девушкам, не как какой-нибудь урод. Никогда ничего такого в кабинке не выделывает, ты понимаешь? — Она нацеливает на меня палец, совсем как мистер Кроусон, преподаватель по сексуальному воспитанию, когда он рассказывает всему классу о том, какие венерические заболевания мы можем подхватить, если будем целоваться с другим человеком без презерватива. — Мой тебе совет на будущее. Если у тебя появится еще один шанс оказаться в одной кабинке с Гордоном Джонсом, не упусти его. От чистого сердца. — Она качает головой и идет к столикам, за которыми сидят мужчины.

Я смотрю на портьеру, за которой сидит в кабинке мистер Джонс: богатый, милый, красивый, возможно, гадающий, куда я пошла. Я все еще чувствую мягкую кожу дивана, его пахнущее виски и мятой дыхание, слышу самое странное слово в английском языке, слетающее с его губ, теплое и бархатистое: красавица.

Я могу вернуться. Мы можем поговорить — просто поговорить. Я думаю о шести веснушках над его левой бровью: идеальное число. Безопасное число. Может, он даже поможет мне, если я расскажу ему, что происходит, что случилось с Сапфир. Он откликнется. Несомненно, откликнется. А потом прошепчет: «Ты здесь в полной безопасности. Я об этом позабочусь». И начнет целовать меня, целовать, шепча: «В безопасности (левый глаз). В безопасности (правая щека). В безопасности (ямочка у ключицы). В безопасности…» Бух, бух, бух. Тяжелые шаги поднимающегося по ступеням охранника выдергивают меня из грезы.

Пора уходить.

Уже направляясь к выходу, краем глаза я замечаю нечто такое, что заставляет меня остановиться как вкопанная.

Он разговаривает с Марни, сидя на высоком стуле у сцены, широко улыбаясь, с ямочками на щеках. Сердце запрыгивает в горло, у меня перехватывает дыхание, я сипло выдавливаю из себя:

— Флинт?!

Флинт разворачивается лицом ко мне. Мгновенно бледнеет как полотно, глаза округляются. Он спрыгивает со стула и спешит ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — практически выплевываю я.

— Я могу задать тебе тот же вопрос, — отвечает он. — Ты уходишь?

Я киваю, не зная, что чувствовать или говорить.

— Какое приятное совпадение. Я иду с тобой.

Я тук тук тук, ку-ку, тихонько, снимаю куртку с крючка у двери и надеваю. Что-то не складывается. Он говорил мне, что больше не бывает в «Десятом номере».

Мы выходим на улицу, и я направляюсь к автобусной остановке, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, одновременно считая трещины на тротуаре и не наступая на них. Двенадцать, тринад…

— Значит… ты все-таки пришла. Выяснила что-нибудь о своей давней подруге? Что-нибудь интересное? — Он теребит один из дредов.

Я чуть дальше отступаю от него, начинаю считать вновь. «Давней подруге, — говорит он, а думает: Лгунья». Он знает. Мои руки начинают гореть.

— Ладно, Флинт. — Я останавливаюсь под ярким фонарем и поворачиваюсь к нему, глядя в глаза. — Сапфир — не моя давняя подруга. Я совсем ее не знала.

Флинт фыркает, но по-прежнему улыбается.

— Что ж, об этом я и так догадался.

— Но я… — я почти рассказываю ему о дохлой кошке и голосе Сапфир, постоянно звучащем в моих ушах. — Я не могу не думать о ней. Мне все равно, понимаешь ты или нет, мне все равно, захочешь ли помочь. Но мне необходимо узнать, что произошло.

Его лицо смягчается, эти голубовато-зелено-золотистые глаза сверкают при свете уличного фонаря.

— Ты могла бы и не врать, Ло.

— А ты? Разве ты не сказал мне, что давно уже не бываешь в «Десятом номере»?

— Да ладно. — Он машет рукой. — Годы, дни… В Гдетотаме никакой разницы нет. — Он снимает поеденный молью шарф с шеи и подходит ко мне, обматывает им и мои плечи. — Готов спорить, ты сейчас жалеешь, что не в брюках.

Я срываю шарф с плеч, отбрасываю ему.

— Перестань отвлекать меня, Флинт. — Меня трясет. — Почему ты оказался в «Десятом номере»?

— Если уж тебе интересно, — он вздыхает, — наш недавний короткий разговор напомнил мне, что я там давно уже не был, ты понимаешь, чтобы порисовать. Срубить денег с этих озабоченных богатых парней, — он торжествующе вскидывает руку. — И я заработал этим вечером сорок баксов! — Идет дальше.

Я торопливо догоняю его, по-прежнему переступаю через трещины, но считать перестаю.

— И это означает много? — Я отказываюсь поддаваться его обаянию.

— Послушай, Ло. Я знаю, в чем дело. Ты злишься, потому что я не предложил тебе взглянуть на мои рисунки. Правильно? — Он кладет руку мне на плечо, чтобы остановить меня, и я наконец-то смотрю на него, на его милую дурацкую улыбку, пусть даже мне этого совершенно не хочется. Он вновь обматывает меня шарфом и похлопывает по нему, три раза, после чего я думаю, что шарф лучше оставить. — Послушай, я бы показал. Клянусь. Но они продаются, как горячие пирожки. Уходят мгновенно, я тебе говорю. — Ладонью он похлопывает по карману своих черных пыльных брюк, словно оберегая его.

Трудно не начать улыбаться, стоя рядом с ним, хотя я до сих пор не знаю, можно ему доверять или нет. Я не могу забыть, как он выглядел в тот момент, когда увидел меня. Словно он… испугался.