Продавцы теней - Ольга Шумяцкая

— На борту курить не положено, — сказал техник. — Взорваться может. Вы папиросы и спички оставьте, потом заберете, когда сядем.

Эйсбар не глядя сунул ему коробку папирос и спички и полез наверх.

А летчик уже показывал Ленни свое хозяйство.

— Вот тут у нас ресторан. И кухня имеется. Если решите совершить перелет до Санкт-Петербурга, имейте в виду, у нас прекрасный повар, француз. Готовит консоме — пальчики оближете, — шептал летчик на ушко Ленни, поддерживая ее под локоток. — А тут гостиная. Изволите видеть — рояль, изготовлен из алюминия для облегчения веса. Каюты пассажирские очень удобные, со спальными местами. — Он открывал двери и демонстрировал Ленни мягкие диваны, кресла, душевые кабинки и ватерклозеты, оборудованные по последнему слову техники.

— О-о! Тут и гулять можно! — удивлялась Ленни.

— А как же! Две прогулочные палубы. Публика очень довольна. Можно совершать моцион прямо в небе, любуясь сверху панорамами земной поверхности.

— Послушайте, а как эдакая махина летает? Ведь у нее же нет крыльев! — интересовалась Ленни.

— А она легче воздуха.

— Легче воздуха! — ахала Ленни. — Разве так бывает?

— Бывает, бывает, — смеялся над ее наивностью пилот. — Мы в Америке закупаем самый лучший гелий.

— И какую же скорость развивает ваш воздушный корабль?

— До северной столицы довезет за пять часов. Причем без всякой тряски и шума. Приготовьтесь, сейчас будем взлетать.

Канаты ослабили, затем отпустили совсем, дирижабль оторвался от причальной мачты и стал медленно подниматься. Как только Ленни почувствовала, что из-под ног ушла опора, она заволновалась. Волнение окутывало ее на манер злобного вихря, который влек дальше, к чувству более неприятному — страху.

Они с Эйсбаром сидели рядом в низких мягких креслах в небольшом музыкальном салоне, который назывался «Небесные звуки». Ленни сосредоточенно смотрела в окно на удаляющуюся землю и сжимала кулачки. Эйсбар смотрел на нее и выстукивал пальцем правой руки какую-то мелодию.

Они уже были на приличной высоте, когда у Ленни началась паника. Вдруг ей стало ясно, что раз ничего их не держит на земле, то их как бы уже нет, не существует в природе, что они попали в несуществующее «между». Страх оглушил ее. За окном пролетело шустрое облако с насупленным выражением лица. «Разве у облаков бывают лица?» — в ужасе подумала Ленни и застучала в окно. Выйти нельзя. Ленни схватилась за голову и застонала, начала озираться в поисках выхода, взгляд ее упал на Эйсбара, и она бросилась к нему, вцепилась в его руку, откинулась головой к спинке кресла, не понимая всей провокативности своих жестов.

Молниеносно — будто ждал знака — он взял обе ее руки, накрыл ладонью, пробежал пальцами по ее пальцам, и те сразу ожили, ответили на его призыв. Ленни глубоко вздохнула. Эйсбар хотел повернуть кресло так, чтобы она оказалась напротив него, но кресло было накрепко привинчено к полу. Дирижабль качнулся. Эйсбар тоже качнулся в сторону Ленни. Ленни смотрела на него снизу, глаза ее чернели от ужаса, ей было стыдно за свой страх и окончательно сладко от прикосновения его рук. Она уткнулась в его плечо лбом, потом приникла вся, и страх отодвинулся: нашлась другая сила тяжести, не земная, новое устройство координат. Эйсбар уже освобождал ее от шубы, гладил шею, спину, находил застежки китайской рубашечки, успокаивал и накалял одновременно.

— Эйсбар, мне не очень нравится эта идея, — пролепетала Ленни.

— Это не идея, это материя, — отшутился он.

— Мы же партнеры… — продолжала она шептать, облепляя его нехитро тонким слоем своего тела. — Нам нельзя…

— Да не болтайте вы, ради бога! Как бы вас не сломать, вы же совсем хрупкая… фарфоровая…

— Фарфоровые осколки…

Эйсбар посмотрел на переборку двери в музыкальный салон — вместо замка на панели красного дерева красовался бархатный бант, который он успел накинуть на серебряный крючок. Вполне знак, если кто-то вздумает войти. Он думал, что, вероятно, должен свою бывшую ассистентку и партнершу, а ныне… как назвать… он пока не знал… спросить о том, был ли у нее уже подобный опыт… спросить непременно… Но путь их друг к другу, который тянулся полтора года, наконец закончился. Они были вместе. Ленни плавилась. Иногда, когда взгляд ее падал на окно, она видела кольца новой башни Татлина, маковки церквей, островерхий подмосковный лес, пухлые тюфяки облаков и таяла в руках Эйсбара, исчезала из поля своего зрения и осязания, целуя его руки, лицо, шею, все, что находила губами, но тут обнаруживала себя в его глазах и тогда на мгновение материализовывалась в салоне «Небесные звуки», прикрывала ему рот ладошкой — он стонал, хвалил ее, вскрикивал громче, наверняка громче, чем позволительно в таком небольшом пространстве.

«И все это будет теперь его… только его… когда он захочет… стоило ждать», — лихорадочно думал Эйсбар.

Пилот и техник минут десять назад действительно переглянулись и перемигнулись, прислушиваясь. Сегодня они дали себе слово виски в полете не пить, хотя хрустальные стаканы, лед и бутылка были наготове — на случай особого сосредоточения. Техник выразительно повел глазами в сторону музыкального салона, потом указал на бутылку, как бы спрашивая, не предложить ли пассажирам в столь откровенные минуты выпить.

— Давай, — сказал летчик. — Когда угомонятся.

Через полчаса они приземлились. Эйсбар поднял Ленни из кресла, окутал шубой. Она медленно приходила в себя. Эйсбар открыл дверь салона. Вошел летчик с подносом, на котором стояла бутылка виски и стаканы. О чем-то они с Эйсбаром говорили — Ленни не понимала, о чем. Видела, как летчик разливает виски. Эйсбар взял стакан, наклонился к ней, она отрицательно покачала головой. Эйсбар одним глотком осушил стакан и повел ее к выходу.

Не глядя на пилота и техника, Ленни сбежала вниз и устремилась к авто, которое ждало их на краю поля. Эйсбар, подхватив камеру и штатив, шагал за ней. В авто сел тесно, вплотную, клонил к ней голову, гладил пальцы, забирался под рукав шубы, зарывался лицом в воротник, ища в меховых складках теплую нежную шею, целовал, что-то шептал. Ленни прислушалась.

— Вы не поверите, милая Ленни, но в Северных Штатах Америки летают дирижабли с загадочными существами на борту. Говорят, это жители инопланетных миров спускаются к нам на сверкающих огнями аппаратах. У существ этих по три глаза, а некоторые синего цвета. Вам не страшно?

— Ужасно страшно, — отвечала Ленни. — Придерживайте штатив, Эйсбар, он все время падает мне на ногу.

Она окончательно пришла в себя, с удивлением обнаружив, что не расплавилась до конца в его руках и по-прежнему принадлежит себе. В душе ее распускалась жалкая, растерянная нежность к Эйсбару. Она тоже готова была клониться к нему, целовать, гладить, запускать пальцы в его шевелюру, бормотать ерунду, однако почему-то сидела прямо и слегка отстраненно, словно защищалась. Не отдавая себе отчета в том, почему это делает, Ленни держала старый дружеский иронический тон, возвращая их отношения к периоду «до дирижабля». До дирижабля все было ясно, понятно, спокойно, устойчиво. Что будет впредь, она не знала и боялась думать об этом. Эйсбар ничего не замечал.