Ох, охота! - Сергей Алексеев

Второй лук, выполненный в таком же стиле, но длиной всего около метра, оказался мне под силу, однако у него были совершенно другие стрелы — короткие, с оперением, но вместо наконечника — что-то вроде тупой болванки. Как потом выяснилось, они предназначались для отстрела белок и прочих мелких зверьков, дабы не портить шкурку.

Но самое любопытное оружие оказалось на чердаке дома — самострел. Это примерно то же, что и европейский арбалет, только сильнее и могучее, что ли. Лук сделан в той же манере, что и зверовой, но с большим изгибом, от серединной части, толщиной до восьми сантиметров, в обе стороны идет своеобразная усиливающая рессора — малый лук трапециевидного профиля, судя по древесине, сделанный из лиственницы, утонченный к концам и накрепко примотанный суровым шпагатом к основному. Вместо ложа — гладкооструганный двухметровый брусок, к которому крепится лук. Спусковой механизм напоминает сторожок черкана: тетива цепляется за кованный крючок, установленный в сквозном отверстии — единственная металлическая деталь, которая опирается на край «шептала» в виде надкусанного круглого печенья, сделанного из твердого дерева и стоящего в углублении; за второй край крепится бечевка-растяжка. С обеих сторон «ложи» находятся, скрепленные на одной оси, рычаги натяжения тетивы, вероятно, после взведения самострела, служащие как ноги-опоры, регулирующие прицеливание. Для стрелы есть небольшое, сходящее на нет углубление, а сами стрелы, привязанные бечевкой к основе самострела, выглядели еще внушительнее, хотя всего 60 сантиметров — за счет четырехлепесткового стального наконечника с граненым, туповатым жалом (возможно, чтобы пробивать плоские, лопаточные кости).

Я долго возился, пока не понял, как следует взводить это оружие, — буквально весом тела повиснув на рычагах, но еще мудренее было подвести «шептало» под другой конец крючка так, чтобы тетива зацепилась прочно. И когда разобрался в этом механизме, то поразился его простоте, надежности и универсальности: можно было даже регулировать ударную нагрузку на растяжку, поворачивая «шептало»! Взведенный самострел установил на козлах для распилки дров, направив его в стену избы, вложил стрелу, после чего дернул за растяжку. С расстояния в пятнадцать шагов восьмисантиметровой длины наконечник полностью вошел в еловое бревно, так что без топора было не достать. Учитывая острые лепестки, поражающее действие его наверняка превосходило ружейный выстрел пулей.

Двумя годами позже, когда ходил уже с другой экспедицией — археографической и теперь по жилым староверским скитам, услышал историю, тогда еще звучавшую дико. В двадцать пятом году местные власти и ГПУ полетали над тайгой на аэроплане, высмотрели всё, после чего отправились конными и пешими по кержацким поселениям и скитам, переписали всех старообрядцев, отняли огнестрельное оружие вплоть до кремневок и кое-кого арестовали. Старообрядцы говорили потом, мол, железная птица летала — жди беды. Дело в том, что после Гражданской войны Соляным путем не только винтовки понесли, но пошли и остатки белогвардейских, колчаковских отрядов, дабы укрыться у надежных и верных последователей Аввакума. Многие после этого нашествия побросали насиженные места и ушли далее в тайгу, но многие остались, полагая, что более не тронут. Поскольку же все сибирские старообрядцы промышляли звероловством — единственным ремеслом в таежных условиях, то вместо ружей они брали на охоту рогатины да луки, от коих еще не отвыкли руки. Через пять лет, когда началась коллективизация, о кержаках вновь вспомнили и снова поехали отряды — на сей раз переселять их из тайги. Людей и скот выводили под конвоем, а дома попросту сжигали. Староверы не выдержали и стали оказывать сопротивление. В ответ власти отправляли карательные отряды, а обществу это подавалось как операции против белых недобитков. Вооруженные луками кержаки устраивали засады на таежных путях, реках и расстреливали карателей. Вооруженные пулеметами и винтовками, они не могли выстоять против лучников и в результате прекратили преследование.

Так и представляется гэпэушник с ручным «льюисом», пронзенный стрелой, — смешение времен и нравов, мшистой древности и технического прогресса.

В. Васнецов. Савка-охотник

По свидетельству кержаков, они никогда не прекращали охоту с луком, хотя с конца XIX века к ним стали поступать кремневые и капсюльные ружья, по тому же Соляному пути. Странники несли из тайги пушнину, которая оказывалась потом у московских купцов-староверов, а те рассчитывались не только деньгами, но и посылали оружие, порох, свинец и позже — патроны. Последователи Аввакума не случайно стойко держались «древлего благочестия» — старого обряда и ко всему новому привыкали с великим трудом. Пушного зверька они по-прежнему били той самой тупой стрелой как в Сибири, так на Алтае и Урале, ибо считалось, нет смысла тратить заряд, например, на белку, да и слишком грохоту много. И только мелкокалиберная винтовка да дешевизна патронов вытеснили лук из охотничьего обихода. Однако самострелы на крупного зверя они продолжали ставить еще в конце семидесятых — точно такие же, как я нашел на чердаке заимки. Но тут же вспоминали о своем верном оружии, как только заканчивались боеприпасы. То есть лук и стрелы благополучно дожили до космической эры, и не только на спортивных стрельбищах. Кержаки рассказывали, что из зверового лука на открытой местности уверенно можно свалить лося на сто шагов, причем сделать это бесшумно.

И самое удивительное, пока промышляли с луком и самодельными ловушками, охота была вполне рентабельной.

По всеобщему убеждению, черный порох из Китая в Европу привез знаменитый путешественник, а по совместительству купец Марко Поло. Должно быть подсмотрел там, как запускают фейерверки, и ему захотелось удивить своих соотечественников. Доподлинно известно, он не хотел использовать его в качестве зарядов к оружию, поскольку в то время ни ружей, ни пистолетов еще в природе не существовало и изобретение китайцев использовалось по назначению, то есть, для украшения торжеств.

И вот тут мы видим резкий контраст мировоззрений Востока и Запада: как только порох попал в Европу, его начали приспосабливать для иных целей — военных, тогда как в Китае им пользовались в мирных, пожалуй, тысячу лет. Народы Европы так стремились истребить друг друга и занять чужую территорию (нравы доисторических хищников), что даже то, что было создано для радости и праздника, стало средством убийства, что является признаком младосущности этносов, или, иными словами, человеческих популяций.

Первые ружья в XV веке представляли собой устройство весьма примитивное — труба с заваренным в кузнице одним концом и прикрепленная к деревянному основанию. В той части, куда забивался заряд, было отверстие для затравочного пороха — в общем, мальчишки пятидесятых очень даже просто повторяли историю развития оружия, делая поджиги-самопалы. Техническая европейская мысль быстро освоила принцип выстрела и очень долго крутилась возле способа поджога заряда. Сначала это делали просто открытым огнем, потом придумали тлеющие фитили, которые просуществовали, например, в артиллерии, до XIX века. И все равно было неудобно, долго и ненадежно, а дорога ложка к обеду, и вскоре был изобретен кремневый замок, когда при проворачивании (колесцовый) либо при ударе высекался сноп искр, которые и поджигали затравочный порох. Старые кремневые ружья еще в середине прошлого века валялись по чердакам, возбуждая воображение пацанов. Самое интересное, у этих раритетов исправно работали замки и у некоторых не хватало только самих кремней. Одну такую фузею опробовал Колька Сидоров: шестигранный ствол зарядил дымным порохом, дробью-самокаткой, на затравку насыпал бездымного, привязал к забору и щелкал курком, пожалуй, минут пять. Наконец громыхнуло, однако дробь так и не долетела до бани, рассыпалась по траве на излете, а было-то всего двадцать шагов. То есть можно себе представить, почему старообрядцы предпочитали лук и стрелы ружьям, из которых, как говорят, стрелять можно на три метра с подбегом.