Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова

люду было больше, чем в регистратуре. Особенно много толпилось мужчин у открытой двери с изображением писающего мальчика. Поравнявшись с ней, Исайчев увидел внутри помещения, на подоконнике распахнутого настежь окна, криминалиста подполковника Долженко. Она сидела, положив ногу на ногу, и с выражением удовольствия на лице докуривала вторую сигарету. Окурок первой лежал тут же в сконструированном из салфетки кулёчке. Недовольный гул толпившихся у двери мужчин никак не беспокоил её. Окна туалетной комнаты выходили во двор жилого дома, и Галина Николаевна наблюдала за тем, как в песочнице копошатся дети. Особенно её занимала толстая девочка, которая, несмотря на замечания взрослых, с упорством отбирала у детей их ведёрочки, грабельки и лопатки. Она подгребала реквизированное богатство к себе и рыскающим взглядом высматривала, у кого бы ещё что-нибудь отнять.

— Галь, ты в курсе? Это мужской туалет, — зашипел прямо в ухо Долженко Исайчев. — Мужики писать хотят…

— Потерпят! Едрит твою картошка! — резанула Галина Николаевна. — У них тут курить нельзя. А как работать? Старшая сестра за мной везде мечется и зудит: «Курить нельзя! Курить нельзя!» Убивать профессоров можно, а курить нельзя! Как тебе?!

Долженко спрыгнула с подоконника и, повернувшись лицом к двери, зычно, с громом в голосе, предложила:

— Мужики, идите опорожняться в женский туалет. Я пока не накурюсь, не выйду! И со следователем перетереть кое о чём надо, в женском мне бабы любопытные мешают…

Тёмно-синие погоны на форменном пиджаке женщины с двумя большими звёздами на концах и двумя перекрещёнными мечами были весомым аргументом, чтобы ей не перечить. Гул у двери постепенно затих.

— Галя, нам кабинет для работы не предоставили? — спросил Исайчев.

— Предоставили, а толку?! — махнула рукой криминалист. — На четвёртом этаже. Роман там. Работает. А мне от места преступления отходить нельзя, ещё не все вещдоки в список внесла.

— На первый взгляд, что там в кабинете Гроссмана?

— Что? Убийство! По голове его шарахнули бутылкой с шампанским. И знаешь, Миша, кажется, он не от удара помер, а от инфаркта. Это я не только как эксперт, но и как врач говорю. Вскрытие, конечно, покажет, но думаю, права. Рана неглубокая, кожа рассечена. Гость не хотел убивать хозяина. Он, вероятно, пришёл о чём-то договориться с профессором, но не сумел. Заистерил и таким образом прекратил препирательство упрямца. А тот умер от изумления. Его вряд ли когда-нибудь по голове бутылкой били. Умер не сразу, а часа через три… На, почитай протокол… — Долженко извлекла из папки лежащие тут же, на подоконнике, скреплённые канцелярской скрепкой два листа бумаги и протянула их Исайчеву.

Михаил привычным движением снял очки, указательным пальцем помассировал переносицу и, водрузив их на место, углубился в текст, написанный каллиграфическим почерком Галины Николаевны. Дочитав до конца, произнёс вслух последние предложения:

— «Труп дактилоскопирован и направлен на судебно-медицинскую экспертизу. Обнаруженные в ходе осмотра предметы, имеющие значения вещественных доказательств, обозначенные в специальном списке, упакованы, опечатаны и изъяты». Всё, как всегда, идеально и скрупулёзно, — и поинтересовался: — Почему к нему за три часа никто не заглядывал? Больница никогда не остаётся безлюдной. Здесь вечный проходной двор.

Долженко задумчиво посмотрела на Исайчева, ответила:

— Удар он получил часов в девять — девять тридцать вечера. Дневной персонал давно дома, остался только дежурный, коему хотелось побыстрее успокоить болящих и в тихом уголке хряпнуть спиртяги да потрепаться всласть. Как ты понимаешь, не в их интересах на глаза начальству попадаться. Судя по спальным принадлежностям в шкафу, Гроссман часто оставался ночевать в кабинете, посему никто и не хватился. Остальное узнаешь у майора Васенко.

За окном раздался детский басовитый рёв.

Галина Николаевна легла грудью на подоконник, выглянула из окна:

— Ага, раскулачивают толстуху… Едрит твою картошка! — радостно сообщила Долженко и, отойдя от окна, добавила: — Так в жизни и бывает: приходит в песочницу более сильный и более наглый, шарахнет лопаткой по башке, в нашем случае нераспечатанной бутылкой шампанского… и кабздец твоему прошлому могуществу. Хорошо, если живым останешься, а то как профессор… Он у него не только жизнь забрал — ещё и сейф обчистил, а пальчиков не оставил, всё прибрал. Ирод!

24

В кабинете, выделенном для работников следствия, за покрытым белой салфеткой столом сидел майор Васенко. Он вёл беседу с двумя женщинами, одетыми в зелёную медицинскую форму.

Исайчев, чтобы не мешать, присел в уголке.

— Та-а-ак, — деловым тоном продолжал Роман, — повторите дословно, что сказал вам профессор Гроссман.

Женщина постарше суетливо принялась объяснять, при этом через каждые три слова оборачиваясь на Михаила, будто искала поддержки:

— Он сказал, чтобы я сообщила на вахту о приходе ближе к девяти часам вечера мужчины, который представится как Иванов-Сидоров. Охрана должна беспрепятственно посетителя пропустить, не задавая вопросов. Я всё выполнила, как он просил…

— А мне, — вступила в разговор более молодая сотрудница, — Леонид Лазаревич велел идти домой, предварительно нарезать тонкими ломтиками лимон. Он так любил. Лимона не оказалось, и я метнулась в соседний супермаркет, купила килограмм про запас. Нарезала и ушла. Куда теперь их девать, лимоны эти?

— Да-а-а, с лимонами проблема… Вы видели этого мужчину?

— А как же?! — воскликнули обе сразу, но, поймав на себе взгляд старшей, младшая осеклась: — Мы видели его на камерах наблюдения… смурной какой-то мужик.

— Раньше, не на камерах, вы его в клинике видели? — с раздражением в голосе переспросил Васенко.

— А кто его знает, — отозвалась старшая. — Он весь в плаще, очках и бороде. Если бы он разделся в гардеробе, может, и узнали бы. Но он не раздевался, так и пошёл, в чём был. А это совершенно не положено, совершенно не положено. Где нам узнать? Нет! Рожи у убивца совсем не было видно.

Васенко развернулся к младшей сотруднице:

— Вы его секретарь, — Васенко заглянул в блокнот, — Мазуркевич Светлана Борисовна, правильно?

Девушка кивнула.

— Что было не так в кабинете профессора — конечно, не считая тела?

Мазуркевич коротко глянула на Исайчева и шёпотом ответила:

— Медицинские карты «пациентов Икс» пропали из сейфа. Сейф был открыт ключами Леонида Лазаревича, они там и торчали в замке.

— Ещё что? — строго спросил Васенко.

Девушка всхлипнула:

— Остальное всё на месте… вроде бы…

— Вроде бы или на месте? — ещё строже спросил Васенко.

— Я по ящикам не лазаю, не знаю, что у него там было. На первый взгляд, всё на месте.

— Сколько «пациентов Икс» имеется в вашей клинике? Кто такие «пациенты Икс»? Заразные, что ли?

Губы Мазуркевич едва тронула ироническая улыбка:

— Медицинских карточек четырнадцать. Это были клиенты Бориса Эздрина. Кроме него, с ними никто не работал. «Пациенты Икс» не афишировались. Когда Эздрин эмигрировал, долечивал их сам Леонид Лазаревич. Они появлялись и исчезали, пользуясь пожарным выходом. Это практикуется в частных клиниках. По поводу заразы не знаю. Вы же