Библия бедных - Евгений Бабушкин

Бумажный человек. Пауза.

Л. Впрочем, Лев Троцкий не скажет этих слов и записаны они не будут. Поняла, Наташа? Прохожий имеет право на отчаяние, писатель – нет. Шум в голове. Скоро ликвидация.

Бумажный человек. Скоро ликвидация.

Л. Вот за это крестьяне и прозвали меня идиотом. Ходит, высматривает, злится чего-то. Бессмысленный старик. Над поляками не смеется, тракторы не продает. Я им злость продаю, да только не покупают.

Бумажный человек. Пауза.

Л. И у меня были силы все изменить. Выбросить к черту все штаны и тракторы мира. Все повернуть заново. Сломать эту землю и сделать новую.

Наталья. Землю без смерти?

Л. Хотя бы без господина Рено. Вот закрою глаза и не увижу лица нашего сына. Но эти поля и людей в огне я вижу четко.

Бумажный человек. Вижу. Четко.

Наталья. Новости о Сереже?

Л. О нем ничего нет. Где ошибся? Ошибки не было. Или – или. Так или сяк. Жить без границ. Границы, выложенные трупами. И все-таки этот порядок подкопал себя безнадежно. Он рухнет со смрадом.

Бумажный человек. Подкопал себя безнадежно. Рухнет со смрадом.

Л. Вот это надо записать.

Наталья. Запиши.

Бумажный человек. Так и запишем.

Л. Пустое. Повторы. Мало мяса. Я говорил: приказываю идти и умереть свободными – и люди шли умирать свободными. Говорил: класс угнетателей обречен погибнуть – и мир распадался под ударами моих армий. Почему слова больше не работают?

Наталья. Здесь работают другие слова: солнце, гулять, трава, Париж, люблю. Зачем ты жив? Пиши. Жив, чтобы писать. Мир сломают и без тебя. Завтра. А ты ешь еду, держи меня за руку и пиши. Сегодня. Сейчас.

Л. Шум в голове, лед в глазах, чужая речь, нет никаких других, нет никакого сегодня, руки увязли во вчера, и я не могу писать. А без меня – не будет никакого завтра. Без меня не будет никакого завтра. Без меня не будет никакого завтра.

Наталья. Брось. Подожди. Вот что. Сказка! Знаешь, как появился виноград?

Л. Виноград?

Наталья. Подожди. Отдыхай. Требую, чтоб ты отдыхал. Смотри на солнце, щурься. Трогай мою руку. Слушай птиц.

Л. Птиц?

Наталья. Виноград. Знаешь, как он появился? Собака родила кусок дерева.

Л. Откуда это?

Наталья. Из книг. Оресфей, сын Девкалиона, сына Прометея, жил себе и жил. Вот как мы. И остался он один. Вот как мы. Он завел собаку. Вот как нашу. И она родила кусок дерева.

Л. Хорошо было твоим грекам: крепко знали, где напортачили, и погибали, не сходя с места.

Наталья. И вот Оресфей, сын Девкалиона, сына Прометея, в яму закопал этого собачьего сына, и вырос виноград.

Л. Новости о Сереже?

Наталья. О нем ничего нет.

Л. Суази-сюр-Эколь, Шайи-ан-Бьер, Буа-ле-Руа.

Наталья. Баланкур-сюр-Эссон, Понтьерри-Сен-Фаржо, Ле-Шато-де-Дам. Путешествия позади, мы обречены на Францию, и о Сереже ничего нет.

Л. Вот что, Наташа. Вот что. Приходил человек, в руках бумага и ничего, кроме бумаги. Видимо, из префектуры, чиновник с лицом неумелого подлеца. Сыпал намеками. Спросил, читал ли я газеты.

Наталья. Только и делаешь, что читаешь газеты. И охота тебе знать про новое платье Рузвельта и телят с двумя головами?

Бумажный человек. Мы просим нынешнего министра внутренних дел без фраз и без промедления выдворить Троцкого. В случае надобности мы ему поможем.

Л. В отношениях Франции и Советского Союза, говорит этот человек, наступили перемены. Положительный поворот. Добрая воля. Мирные инициативы.

Бумажный человек. Во Франции нет места опасному агитатору.

Л. Троцкому лучше покинуть страну, говорит этот человек из префектуры. Срочно, говорит человек.

Бумажный человек. Троцкому Льву Давидовичу.

Наталья. Я… устала. Мы успеем собрать вещи?

Л. На дворе тридцать пятый, нравы невиданно смягчились, Европа стара и деликатна, серых шинелей не будет. Никаких лишних неудобств, если пропадем тихо. Мы пропадем тихо?

Наталья. Мы пропадем.

Л. Ты была со мной в Петрограде, Париже, Лондоне, Вене и Вашингтоне.

Наталья. И в Стамбуле.

Л. Впереди еще много чужих столиц. Много работы!

Наталья. И о Сереже ничего нет.

Л. Наш сын, должно быть, уже в земле. Я люблю тебя.

Бумажный человек. На воротах виллы третьего дня появилось объявление – «Продаются собаки». Покидая Францию, Троцкий должен расстаться со свирепыми псами, сторожившими его покой. Секретаря, подошедшего к воротам, журналисты спросили: зачем продаются собаки? Быть может, Троцкий нуждается в деньгах?

Л. Быть может, Троцкий и нуждается в деньгах, но собаки ему, во всяком случае, больше не нужны.

Песня первая

Хор

Бумажный человек. Советский народ и вслед за ним и вместе с ним все миллионы рабочих и трудящихся всех стран и всех народов клеймят презрением и ненавистью Троцкого – врага народа.

Хор

Бумажный человек. Троцкий – враг народа, – с этим названием после приговора Верховного суда вошел он сейчас в сознание миллионов.

Л. Ха!

Бумажный человек. Проклятием они покрывают его имя. В предвидении великих новых битв с тем большей ненавистью говорят они о нем, укрывшемся под охраной еще не павших капиталистических твердынь.

Хор

Л. Вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна. И отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.