Троянский конь - Стэл Павлоу

В темноте мигал одинокий красный огонек на автоответчике – сообщение от матери. Он не думал, что звук ее голоса заставит его вздрогнуть.

Норт подошел к бару, чтобы налить себе бурбона. За окном плескался дождь, и журчание ликера в пустой комнате эхом вторило звукам ливня. Машинально он налил на два пальца, потом подбавил еще и уселся перед телевизором. Переключая каналы, детектив остановился на трансляции соревнований метателей копья с Олимпийских игр.

Игры. Почему он остановился именно на этом зрелище? Копье давно перестало быть оружием и перешло в область спорта. Почему же оно так притягивает его взгляд? Обычно Норт не интересовался спортом, но сейчас не мог оторвать взгляд от экрана. Он скептически решил, что все дело в том, что каждый день ему приходится проезжать мимо греческого квартала. Но в глубине души понимал, что причина кроется глубже. Что-то звало его из темноты, что-то требовало внимания. Пронзительный запах черной обугленной плоти стал таким отчетливым, что Норта едва не стошнило.

Три дня, не меньше. Или четыре. Кожа сморщилась и местами лопнула, обнажив бледное мясо на хорошо прожаренных щечках. Она казалась алой в отблесках пожара, охватившего город. Она стояла перед ним и протягивала обгоревшую голову младенца на острие копья.

Чей это был ребенок? Что за ужасное преступление должен был совершить новорожденный младенец, чтобы стать пищей для озверевших орд? Или это ад? Или место пострашнее пекла?

Она подошла ближе, ее голые груди блестели от человеческого жира. Она осторожно поднесла жареную голову к его рту.

– Ешь.

Желудок подскочил к горлу, но сила ее была такова, что он не посмел ослушаться. Открыл рот и вкусил хрустящую солоноватую плоть.

Норт проснулся с криком ужаса. Перед ним, на стене, вычерченная то ли тушью, то ли экскрементами, проступила морда Быка. Его преследователя.

Это Бык наполнял его душу страхом, яростью и темнотой.

Это Бык велел ему убивать.

Утренний луч солнца бесцеремонно припек лоб Гена, вернув его из невнятного, темного забытья.

Не в первый раз он очнулся, растеряв воспоминания, которые вели его, направляли и объясняли все вокруг.

Он лежал на широкой постели. Простыни тончайшего хлопка, украшенные затейливой вышивкой, подошли бы для принца.

Ген понятия не имел, как он оказался в этой кровати и кому она прежде принадлежала. Может быть, даже ему самому. Он решил делать вид, что так и есть, пока кто-нибудь не убедит его в обратном.

До его слуха доносилось ангельское пение, слаженный веселый хор голосов – далекий, едва различимый. Музыка витала в комнате, но источника он не мог определить, а потому оставалось смириться.

Он сел. Комната оказалась убранной невероятно пышно и богато. На полу лежал такой мягкий ковер, по каким никогда в жизни не ступала нога Норта. Ступни утонули в мягком светлом ворсе.

На стенах висели зеркала, по потолку вилась изящная лепнина. Стены украшали картины и шелковые портьеры. Ген встал, подошел к окну и увидел внизу Гудзонский залив. Эта комната находилась на высоком этаже, и, судя по всему, вокруг простирался центр Манхэттена.

В пустой голове лениво текли бессвязные мысли. Ген потрогал запястья. Они слегка саднили и были покрыты царапинами. Проведя рукой по волосам, он нащупал засохшие остатки геля для укладки.

Он ощутил остаточные признаки сильного снотворного, которое все еще притупляло восприимчивость и действовало на его организм. Что с ним сделали?

Ген не помнил подробностей, но, кажется, день за днем его подвергали новым испытаниям, загоняя все глубже в потемки бессознательного состояния. Когда-нибудь он порвет эти мучительные путы. Он дал себе слово. Им все трудней сладить с ним. С тех пор как его отказались выпустить на свободу, методы стали жестче. И чем дольше продолжалось это издевательство, тем тяжелее Гену противостоять врагам.

Пленник накинул халат и завязал узлом пояс. Он проголодался. Открыв первую дверь, он обнаружил за ней сверкающую чистотой ванную комнату. Вторая дверь открывала гардероб, забитый костюмами, рубашками и обувью. Дверь в противоположной стене, видимо ведущая наружу, оказалась заперта. Ключа нигде не было.

Ген вернулся в спальню. Оставалась третья дверь. Она запиралась не на обычный замок. Рядом с ручкой была вмонтирована панель с цифровым кодом.

Какой же код они ввели? В голове – ни единой мысли. Ген несмело придвинулся к двери. Потом разозлился, что его пугает какой-то глупый набор цифр, и ввел первую пришедшую в голову комбинацию.

Дверь беззвучно распахнулась.

– Сегодня он левша.

– Забавно,– отозвался Лоулесс, в его голосе звучало одобрение.– Идиосинкразия процесса никогда не снижается до простого удовольствия.

– Кажется, изменения личности беспокоят его больше, чем мы ожидали.

На лице Лоулесса не дрогнул ни один мускул. Доктор Саваж был не из пугливых, но Лоулесс отличался суровым нравом. Саваж неуютно поерзал в кресле. Они сидели за длинным обеденным столом красного дерева.

– Полагаете, что мы выбрали неправильного преемника? – спросил Лоулесс.

Еще один их собеседник промолчал. Саважу пришлось отдуваться за двоих.

– Отнюдь. Я просто хотел отметить, что задача, которую мы поставили перед собой, совершенно новая и неисследованная. И конечно, последствия ее трудно предугадать.

Лоулесса позабавило то, как Саваж перешел от атаки к глухой обороне.

– Эта задача не такая уж и новая.

Он оглядел лица собравшихся за столом. Перед ним сидели ученые и доктора, которые совершенствовали, изобретали, экспериментировали и исправляли работу, которые поддерживали живой процесс.

Старик ковырнул поджаренным тостом густой желток яйца, сваренного в мешочек.

– Каковы последние результаты?

Мегера сидела за другим концом стола. С помощью пульта дистанционного управления она включила экран, висящий на стене. Сюда передавалось изображение камер наблюдения в апартаментах Гена.

Пленник бродил кругами по комнате. Сейчас он разглядывал большую коллекцию портретов, висящих над камином. Они изображали пожилых людей, одним из которых был Лоулесс.

– Результаты ЭЭГ,– начал Саваж,– показывают, что в нем уживаются две четко выраженные личности. Каждая стремится захватить контроль над его воспоминаниями.

– Какие-нибудь признаки слияния?

– Нет.

Голос Саважа дрогнул, и это не понравилось Лоулессу.

– Почему я должен вытягивать информацию из своего родственника? Продолжай.

– Слияния не произошло, но ни одна личность еще не одержала победу над другой. Он оказался неподатливым материалом.