Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов

зашел разговор о статуях, привозимых из пределов Византии и Индии. В тот вечер сотрапезники султана, в числе которых был и твой отец, не скупились на похвалы одной такой статуе, недавно доставленной из Трапезунда. Искусно вырезанная из розового камня, эта фигурка изображала девушку с прекрасными чертами лица и округлостями тела.

Умар и раньше подолгу глядел на нее, особенно в часы обильных возлияний, иногда не к месту замолкая, а порой и вовсе теряя нить беседы. На этот раз султан, весьма благоволивший к Умару, не вытерпел и сказал: "Сколь же приятней для глаз и ушей, но опасней для здравого рассудка изваяние, хотя и такое же безмолвное, как это, но зато способное двигаться и исполнять любое твое желание".

Этими словами султан, догадываясь, что у юноши на сердце, хотел отвлечь его от пустых грез, от этого мраморного миража, а, с другой стороны, намекал на новую наложницу визиря, немую красавицу из скифского племени.

Твой отец Умар вспыхнул в душе, посчитав слова султана за насмешку над его неопытностью, и дал себе страшную клятву в том, что найдет способ увидеть Гюйгуль - так назвали немую уже в Египте - и сравнит ее красоту с красотой мраморной статуи.

В одну из ночей, когда визирь был в отъезде, ему удалось проникнуть в дом. По веревке он взобрался на крышу и с помощью кинжала сумел поднять несколько черепиц.

Между тем, Гюйгуль случилось зайти в один из покоев, где больше никого не было. Там и застиг ее твой отец, сразу узнав по всем известным приметам. В тот же миг они воспылали друг к другу такой сильной любовью, что не смогли удержаться и насладились последними смыслами страсти.

Тем временем брешь была обнаружена, и стража поспешила на розыски дерзкого, как полагала, вора, забравшегося в дом.

Пытаясь улизнуть из покоев визиря тем же путем, Умар попал в засаду, заколол двух стражей и спасся бегством.

Ему пришлось скитаться в разных местностях и даже кочевать среди бедуинов, пока, наконец, он не добрался до Иерусалима. Но и там его пребывание открылось соглядатаям могущественного визиря. У всех ворот встали преследователи, и пути из города были перекрыты.

Последнюю свою драгоценность, перстень с большим изумрудом, Умар отдал торговцу, под домом которого был обширный подвал с тайными отделениями, где твой отец и стал проводить дни и ночи.

Однажды в поздний час он услыхал шаги и, осторожно выглянув из-за кувшинов с маслом, едва различил во тьме человека, спускавшегося в подвал без светильника.

Не подходя ближе, незнакомец позвал твоего отца по имени и, не дождавшись ответа, произнес, искажая слова чужеземным выговором:

"Не бойся меня, храбрец. Я, в твоем неверном понимании сам неверный, негоциант из славного города Флоренции. Мое имя в этот час не имеет значения. Сегодня я разделил трапезу с хозяином этого благословенного дома. Мы с ним старые друзья, и он поведал мне твою историю".

Услышав такое признание, Умар невольно откликнулся и, едва не повалив кувшины своего спасителя, вышел навстречу незнакомцу.

"Теперь, когда ты стал ближе,- продолжил флорентиец, черты которого были не различимы во мраке,- я смело могу признаться и в том, что хорошо знаю твоего гонителя".

Умар отшатнулся и вырвал из-за пояса кинжал.

"Я безоружен, славный воин,- с усмешкой сказал незнакомец, будто видел в темноте не хуже совы.- И добавлю, что так же, как ты, поступил однажды визирь султана. Я не могу сказать, что после этого мы остались друзьями. Именно поэтому я с радостью полез сюда по темной лестнице, рискуя свернуть себе шею, и теперь готов помочь тебе безо всякой денежной мзды. Даже напротив, мой замысел потребует кое-каких издержек от меня самого".

Делать было нечего, и Умар в знак доверия бросил кинжал на каменный пол подвала.

"Я не сомневался, юноша, в твоем благородстве,- продолжил флорентиец.- Город нашпигован ассасинами визиря, как жареный фазан оливками. Есть только один способ обмануть их всех".

Незнакомец помолчал, словно ожидая, что твой отец догадается сам, но холодный рассудок изменил Умару, и он был готов принять любой замысел, не вдаваясь в его лучшие или опасные стороны.

"Самый верный способ спасти себя - это перестать быть собой",- сказал флорентиец.

"Объясни, добрый человек,- совсем смутился Умар, продолжая пребывать во тьме внешней и душевной.- Я не понимаю".

"Нужно сменить обличье, юный воин любви,- ответил негоциант.- Нужно на время притвориться неверным... или верным - с какой стороны посмотреть - и попасть в подземные темницы АльБаррака".

"Клянусь Аллахом!- обомлел Умар.- Лучше умереть!"

Можно было понять его порыв, ведь в застенках Аль-Баррака содержали пленных христианских воинов благородного происхождения, ожидая за них крупные выкупы.

"Хорошо, будь по-твоему,- равнодушно сказал флорентиец.- Я ухожу. Но заметь, юный гордец, твоя судьба, подобно яркой звезде небосвода, влияет и на судьбу твоей возлюбленной. Те же самые золотые динары я могу истратить и на ее выкуп, но в чьи руки тогда я передам ее свободу?"

"Прости меня, добрый человек,- переведя дух, смущенно сказал Умар.- Я поспешил".

"Верно. Поспешил,- согласился флорентиец и тихо позвенел в темноте золотыми динарами или флоринами.- Ты даже не спросил, какую выгоду я собираюсь извлечь из своего замысла. Впрочем, сейчас, достаточно знать то, что я остаюсь недругом визиря. Кроме того, я не собираюсь обращать тебя в чужую веру, а просто предлагаю надеть всего на одну неделю кольчугу и плащ франкского рыцаря-тамплиера и на такой же срок принять франкское имя, которое я тебе предложу".

"Но мне известны всего несколько слов на, франкском наречии!" - недоумевал твой отец.

"Тем лучше,- засмеялся во тьме флорентиец.- Ты станешь первым глухонемым рыцарем-тамплиером. Ты просидишь в самом безопасном месте Иерусалима неделю или немногим больше, пока охотничьи псы визиря не высунут языки от изнеможения и не вернутся, поджав хвосты, к своему хозяину. У вас принято давать самые страшные клятвы. Так вот я клянусь перед тобой небесами, землей, на которой стою и всеми своими предками, что спустя недолгий срок выкуплю тебя из этого шутовского плена и помогу соединиться навеки с прекрасной Гюйгуль".

"Да поможет тебе Всемогущий Аллах!" - только и мог сказать Умар альАзри.

"Аминь!- вновь усмехнувшись, добавил по-своему флорентиец.- Следуй за мной и ничего не опасайся. Золото прокладывает прямые пути в любом мраке лучше всякого крота".

Повернувшись, он стал быстро подниматься по лестнице, так что Умар, не успев разыскать на полу свой кинжал, поспешил за ним. Он решил во всем довериться чужеземцу, поскольку понимал, что иного выхода