Иллюзия любви. Ледяное сердце - Ольга Дремова

— А почему бы и нет?

— Вот я про то и говорю. — Тополь взял тонкую сухую полоску воблы. — Выйдет она за какого-нибудь там Мишу или Пашу, а я, как дурень, буду присылать этому бугаю деньги.

— Деньги ты будешь присылать не бугаю, а Катьке, — поправил его Александр.

— А ты откуда знаешь, на что она их потратит? — Тополь потянулся за следующей кружкой.

— Какое твоё дело, куда она их приспособит, ты исполнил свой долг, и ладно.

— Ничего не ладно, ишь ты какой? — сверкнул глазами Леонид. — Я буду корячиться на родном заводе, света белого не видеть, а на мои денежки эта дрянь будет содержать какого-то там проходимца, да ещё и надо мной посмеиваться, дескать, плати, плати за грехи молодости!

— Слушай, Лёнь, у меня от твоей демагогии голова разболелась, — нахмурился Черемисин. — Чего ты хочешь, я не пойму?

— Я хочу, чтобы эта финтифлюшка отвечала за свои поступки: развелась — расти ребёнка как знаешь, и нечего из отца жилы тянуть.

— Если бы мы не были с тобой друзьями, я бы сказал, что ты подлец, — флегматично констатировал Черемисин.

— Да брось ты корчить из себя святошу! — скривился Тополь. — Коснись тебя такое дело — ещё неизвестно, как бы ты себя повёл. Это хорошо со стороны советы давать.

— Тоже правильно, — согласился тот.

— Вот видишь! — уцепился за его слова Тополь. — Мы все мастера, когда беда чужая, все можем совет дать, а когда к самому придёт… э-э-эх! — тяжело вздохнул он. — Кабы знать, где упадёшь, соломки бы подстелил.

Какое-то время друзья молчали. В полутёмном зале «Бравого лоцмана» звук голосов смешивался с ненавязчивой мелодией шансона, доносящейся откуда-то из-под потолочных перекладин, увитых декоративным искусственным плющом. Маленькие бра, привинченные к стенам возле каждого столика, отбрасывали мягкий рассеянный свет, расплывающийся в сумраке помещения округлыми желтовато-буроватыми пятнами.

— Слушай, Сань, у меня к тебе есть просьба. — Тополь поставил на стол кружку и скользнул взглядом по огромному аквариуму, стоящему у противоположной стены зала. — Даже не знаю, как ты на это посмотришь. — Не отрывая глаз от ярко-оранжевого пятна за стеклом, Тополь задумчиво пожевал губами. — Дело в том, что через две недели у нас с Лидой назначено бракосочетание, и я хотел бы… — Он с видимым усилием оторвал взгляд от золотой рыбки и перевёл его на Черемисина. — Как ты смотришь на то, чтобы стать моим свидетелем?

— Отрицательно.

— Отрицательно? — Леонид провёл языком по губам. — А почему?

— Мне сказать, или сообразишь сам? — Черемисин посмотрел на Тополя в упор, и под прямым взглядом его светло-зелёных глаз Леониду стало неуютно.

— Я понимаю, на что ты намекаешь, — неловко заёрзав на стуле, натянуто улыбнулся Леонид.

— Я не намекаю, Лёнь. Я говорю открытым текстом. Если твои свадебные фотографии, где я стою с красной ленточкой через плечо и изображаю на лице радость, сложить вместе, получится отдельный альбом. Я больше не хочу быть клоуном.

— В общем-то, я не особенно рассчитывал на твоё согласие. — Стараясь не показывать обиды, Тополь закусил нижнюю губу.

— Можешь губы не кусать. — Черемисин провёл рукой по светлой волнистой чёлке. — Сегодня ты женишься на Лидии, а через полгода — на ком-нибудь ещё. Я больше не хочу принимать участие в этом фарсе. Как ты думаешь, что я должен ощущать, глядя в глаза твоей Лидии и зная, что ты одеваешь ей на пальчик колечко только потому, что через пару месяцев она отправится к праотцам?

— Я не могу понять, тебе что, доставляет удовольствие вытаскивать наружу всю грязь? — Щёки Тополя вспыхнули. — Что заставляет меня жениться на Лидии, это моё дело. Я приглашаю тебя свидетелем на свадьбу, а не на судебное разбирательство.

— Сдаётся мне, от одного до другого — один шаг.

— Значит — нет? — Нервно дёрнув крыльями носа, Тополь вскинул подбородок и выжидающе замер.

Александр отрицательно покачал головой.

— Ну, что ж, значит, кончилась наша дружба, — уязвленно скривился Леонид. — Жаль. Мне казалось, двадцать пять лет что-нибудь да значат.

— Мне тоже.

— Надо же… — Тополь язвительно усмехнулся. — Никогда не думал, что у нас с тобой выйдет такой разговор. А говорят, мужская дружба в огне не горит и в воде не тонет, а на тебе — на поверку оказалась копеечным фантиком.

Золотая рыбка за стеклом вильнула в сторону, и Леонид, взяв бумажный шарик, развернул его и тщательно разгладил ребром ладони.

— И-то-го, — громко, по слогам прочитал он. — Ты не знаешь, Саш, почему в любой бухгалтерской бумаженции эта графа есть, а в жизни — отсутствует? — Видя, что Черемисин молчит, Тополь наклонил голову к плечу и заговорил сам: — Молчишь? Не знаешь? А я знаю. Потому что подвести итог можно только под чертой, во-о-о-т под такой. — Он провел ногтем полосу внизу бумажного листа. — Когда нас не станет, кто-нибудь нарисует карандашиком такую вот полосочку и объявит, кто из нас был святым, а кто проходимцем. Только за этой чертой лично мне будет глубоко наплевать, что он скажет и как. — Тополь поднёс руку к лицу, прикрыл глаза и глухо рассмеялся. — Чужое «ИТОГО» меня не интересует.

— Тебя не интересует даже своё собственное. — Александр с сожалением посмотрел на друга.

— Вот только не нужно вешать на меня всех собак! — Густо-синие глаза Леонида стали мутными. — Мне всё равно, что скажут обо мне люди, слышишь — всё равно! В своей жизни я в состоянии разобраться самостоятельно, без вашей помощи и ваших преданных собачьих глаз. Ты думаешь, я пьян и не вижу, как ты на меня смотришь? Да плевал я на всех вас с высокой колокольни! Мне никто больше не нужен, никто! И ты тоже! А, пошло оно всё к чёрту!

Махнув рукой, Тополь зацепил тяжёлую стеклянную кружку, и та с грохотом, похожим на пушечный выстрел, упала на каменные плиты и разлетелась на сотни острых маленьких осколков.

* * *

— Сём, пойдём сегодня со мной в театр, а? — Надежда заглянула в ванную, откуда доносился звук льющейся воды.

— Не-а!

Уткнувшись носом в зеркало, висящее над раковиной, Семён усиленно оттягивал щёку и короткими движениями водил по коже безопасной бритвой.

— Ну Сём, ну пожалуйста, — просительно проговорила Надежда.

— Чего бы тебе не пойти с Инкой? — Семён убрал руку и критически осмотрел свою работу. — Ей всё равно заняться дома нечем, вот пусть и сходит.

— Какая она тебе «Инка»? Она тебя с горшка растила.

— Это не значит, что я её до пенсии обязан звать тётей. — Он бросил в зеркало взгляд на мать и, увидев, что брови Надежды поползли вверх, примирительно добавил: — Нет, правда, мам, сходи с ней, а? Ну какой из меня театрал, ты же знаешь, что я эту муру терпеть не могу. Мало того что ты отдашь за билет фигову кучу денег, так ещё и попадёшь на такую муть, что сто раз пожалеешь, что пришёл. — Семён отложил бритвенный станок и подставил ладони под струю воды. — Вон, у Францева мать повела племянника на «Буратино», в апреле или в мае, не помню точно, ну, без разницы когда. Взяли они билеты в партер, как белые люди, мальчишка бинокль в гардеробе выклянчил, сели, свет погас. И тут такое началось! Вадькина мать не знала, куда со стыда деваться! — Семён умыл лицо и взял полотенце. — Мало того что Мальвина вела себя как публичная девка, вися на шее у богатенького Карабаса, так тот сидел в какой-то не то клетке, не то зарешеченном гараже, чёрт его знает где, и во всё горло распевал «Сижу на нарах, как король на именинах», представляешь?