Парижская мода. Культурная история - Валери Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шарль Кузен вспоминал Бодлера в двадцать лет: «Без ума от старых сонетов и новейшей живописи, с рафинированными манерами и с рассказами, полными парадоксов, ведущий богемную жизнь и денди до кончиков ногтей, прежде всего денди, с целой теорией элегантности. Каждая складка его жакета была предметом серьезного размышления». Страсть Бодлера к черной одежде производила на Кузена, как и на всех друзей поэта, сильное впечатление:
Каким чудесным был этот черный костюм, всегда один и тот же, независимо от времени года и времени суток! Фрак, настолько изящно и щедро скроенный, прекрасно ухоженные пальцы постоянно касаются его лацканов; красиво повязанный галстук; длинный жилет, застегнутый очень высоко, на верхнюю из двенадцати пуговиц, и небрежно расстегнутый внизу, чтобы была видна тонкая белая рубашка с плиссированными манжетами, и заложенные по спирали брюки, заправленные в безупречно начищенные туфли. Я никогда не забуду, скольких поездок в коляске стоила мне эта полировка![150]
Идеальный денди, писал Бодлер, «богатый и праздный человек»; его «единственное ремесло – быть элегантным». Когда Бодлер достиг совершеннолетия в 1842 году, он поселился в стильных апартаментах в отеле Лозен на острове Сен-Луи. Одним из его соседей был Роже де Бовуар, знаменитый денди, чей гардероб и роскошная квартира демонстрировались в журнале La Mode. Доходы от наследства Бодлера составляли десятую часть дохода Бовуара, однако поэт стремился подражать образу жизни своего соседа и быстро растратил весь свой доход и часть капитала. В 1844 году семья Бодлера, обеспокоенная растущими долгами поэта, объявила его финансово недееспособным, и его жизнь богатого денди закончилась[151].
Таким образом, лишь в 1842–1844 годах Бодлер смог позволить себе посвятить достаточно времени и денег своей внешности. В это время он отвергал и стиль модных «светских львов» с Правого берега, и богемную пышность Левого берега. Дендизм в его «правобережном» варианте имел специфические социальные и политические коннотации: в определенном смысле, он был декларацией аристократического превосходства. На практике большинство «светских львов», носивших костюмы в английском стиле с примесью старомодного французского аристократического позерства, фальсифицировали идеальную браммеллевскую простоту. В свою очередь, «левобережная» богема бунтовала против буржуазии. Их одежда часто была более или менее осознанно неопрятной и подчеркнуто артистичной. Если безупречно белый лен был маркером буржуазной респектабельности, представители богемы носили грязные рубашки – или ходили вообще без рубашек. Вместо цилиндра они носили широкополые квакерские шляпы, шляпы с перьями, береты или кепи. Их пристрастие к Средневековью находило выражение в оригинальной одежде, при их вечной бедности – весьма пестрой.
Живя на острове посреди Сены, Бодлер – и в прямом, и в переносном смысле – пребывал между богемой Левобережья и модными районами Правобережья. Будучи во многом близок к богеме как представитель интеллектуальной и художественной парижской субкультуры, Бодлер тем не менее отвергал богемный образ жизни и богемную моду. В то же время ни костюмом, ни манерами он не походил на «правобережных» денди из Жокейского клуба, которых считал варварами. Стиль Бодлера отличал его и от буржуазии, и от богемы, и от унифицированно элегантной элиты – аристократов и богатых буржуа.
Темная сарториальная палитра была в то время в моде. Однако мужчины носили далеко не один только черный цвет. И «светские львы», и богема питали пристрастие к ярким краскам, пусть даже выражавшееся в покупке цветного жилета. Журнал Le Dandy: Journal special de la coupe pour messieurs les Tailleurs (1838) писал:
«Английский черный – самый популярный цвет, за ним следуют синий, „зеленый корт“ и „зеленый дракон“; желудевый и темно-оливковый подходит для demi-toilette. Утренние костюмы или костюмы для верховой езды – ярко-зеленого цвета». В том же году читаем: «Темно-синий цвет принят этой зимой для обедов и визитов. Для вечеров и балов – всегда только черный и коричневый». «Для официального случая (grande tenue) необходим черный английский костюм с обтянутыми шелком пуговицами… на бал также допускается надевать фантазийные костюмы жженого каштана, золотой бронзы [и] васильковые, с металлическими пуговицами, которые приятно оттеняют строгость и монотонность черного цвета»[152].
Однако Бодлер неизменно надевал только черный костюм: «всегда один и тот же, независимо от времени года и времени суток». Сначала он добавлял к своему гардеробу тот или иной цветовой акцент, например надевал бледно-розовые перчатки и галстук красного цвета (sang de boeuf), о котором вспоминал Надар. Возможно, у него даже был синий костюм. Позже, однако, он, по словам Левавассера, носил только черное, включая черный галстук и черный жилет. Он чувствовал, что черный цвет выглядит более мрачно, серьезно и сурово, что он лучше подходит для «эпохи траура». Другие, как Альфред де Мюссе, также считали, что «черная одежда, которую носят современные мужчины, является ужасным символом… скорби»[153]. Однако вместо того чтобы отвергать этот печальный стиль, Бодлер его полностью усвоил и гиперболизировал.
Он сам придумывал модели своей одежды и настаивал на самом тщательном внимании к деталям – характерная черта, которая позже чуть не довела его издателей до безумия. Даже в эпоху, когда одежда шилась на заказ, он прославился бесчисленными примерками. «Костюм играл большую роль в жизни Бодлера», – пишет Шампфлери. Он «измучил своего портного», добиваясь, чтобы его жакет был «весь в складках», поскольку «постоянство ужасало эту натуру, столь склонную к непостоянству». Наконец, будучи удовлетворен, он сказал портному: «Сшей мне дюжину таких костюмов!» Согласно другому свидетельству (почти наверняка отсылающему к эссе д’Оревильи), он «тер свои костюмы наждачной бумагой, чтобы они не выглядели слишком новыми»[154].
«Я знал его, когда он был и очень богат и относительно беден, – писал Теодор де Банвиль, – и я всегда, и при тех и при других обстоятельствах, видел, что он отрешен от материального мира и выше капризов судьбы… Его всегда отличали и туалет, и манеры идеального денди». Другие, впрочем, замечали и признаки бедности. Тубен вспоминал, что Бодлер носил «красный галстук – хотя и не был республиканцем – довольно небрежно завязанный», и одно из тех мешковатых пальто, которые были в моде некоторое время назад; он считал, что оно удачно скрывает его изможденное тело». Иногда он падал столь низко, что надевал рабочую блузу с черными брюками: «Ремесленник сверху, денди снизу»[155]. Потеряв контроль над своими финансами, Бодлер не просто перешел в разряд déclassé, но и узнал настоящую бедность; он носил «две рубашки, заправленные в рваные брюки… жакет, настолько изношенный, что его насквозь продувало ветром» и дырявые туфли[156]. Бодлер остриг свои красивые длинные волосы и сбрил усы и бороду, объяснив Теофилю Готье, что считает «инфантильным и мещанским» цепляться за эти «живописные» атрибуты внешности[157].