Все люди - хорошие - Ирина Волчок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Были еще другие русские: одна геологиня и две докторши. Не биологический вид, настоящие женщины. Умные, увлеченные своим делом, веселые. Красивые. Может, на безрыбье красивые, но все же…
Все трое были безнадежно замужем, и за попытку закрутить роман или, не дай бог, отбить у законных супругов — эти самые законные супруги просто убили бы. Причем отнюдь не фигурально выражаясь. И никто бы никогда не нашел. Тундра — она большая.
Вернулись к столу. Дядя Коля заметил, что загадочная Наталья Аркадьевна если и не повеселела, то перестала выглядеть так, как будто больше всего на свете ей хочется немедленно убежать. Подали, наконец, разрекламированную рыбу в сырном соусе. На Севере, где рыба — практически основное блюдо, она ему порядком поднадоела. Но это было нечто совершенно другое, необыкновенное и очень вкусное. И кстати, комплимент его, очередной, но абсолютно искренний, она восприняла на этот раз спокойно, даже спасибо сказала.
Учиться играть в преферанс они Наташку не уговорили. Она быстро убрала со стола, собрала маленький передвижной столик с джином, фисташками, сыром и виноградом. Эти продукты — кроме джина, конечно, — не пользовались успехом во время ужина, а вот к карточной игре должны были, по ее разумению, подойти. Наташка почти бесшумно загрузила посудомоечную машину, которой обычно никто не пользовался, и ушла к себе. Владимир тоже вышел — искать новую колоду карт, которую они с Наташкой купили в городе. Дядька и племянница ненадолго остались наедине. Николай Георгиевич хотел было выйти покурить, но Людмила сказала:
— Кури уж здесь, я привыкла. Ты зачем мне ребенка смущать вздумал? Отвечай немедленно, пока Вовка не вернулся!
Правды дядя Коля сказать не мог, поэтому сымпровизировал на ходу:
— Никого я специально смущать не хотел. Просто как вспомню, как Сокольские свою домработницу тиранят… Думаю: а вдруг ты тоже рабство и крепостничество практикуешь? Вот и решил подстраховаться, показать вам, молодежи неотесанной, как нормальные люди должны себя вести с прислугой.
— И никакой не прислугой! — возмутилась Людмила. — Наташка — компаньонка.
— Ушла к Андрюшке наша компаньонка, Интернет, видите ли, осваивать, он ей, видите ли, обещал, — с плохо скрытым недовольством сказал вернувшийся Владимир.
И чего это она к Андрюшке ушла? Он бы сам ей все замечательно показал. Преферанс, конечно, штука хорошая, но как же дядя Коля не вовремя! У Владимира уже фантазия кончалась на предмет возможных совместных с Наташкой занятий, способствующих сближению. Только одна надежда и оставалась — на совместное освоение сотового. Будем надеяться, что у талантливого Андрюшки хотя бы на это таланта не хватит.
Через час стало ясно, что Людмилу мужикам уже не догнать. Она радовалась — обычно они ее обыгрывали, а сегодня она показывала такое небывалое мастерство, что даже засомневалась на мгновение: поддаются они, что ли? Да нет, не похоже. Такие оба сосредоточенные… Ну, может быть, просто везет ей нынче.
Но сегодня причины ее карточной удачи были совсем другие: мысли обоих мастеров преферанса витали вовсе не вокруг мизеров и раскладов «четыре на четыре». Владимир сейчас бы охотно завел джип, усадил Наташку на переднее сиденье и погнал бы по объездной со скоростью километров под сто шестьдесят. Она бы боялась бешеной скорости, фонари мелькали бы как сумасшедшие, и тогда он бы обнял ее, прижал к себе, и они бы молча неслись сквозь ночь. И не надо было бы выдумывать умное начало для важного разговора, все бы получилось само собой, он точно знал, что если женщина позволила себя обнять — не в критической ситуации, не из чувства благодарности или облегчения, а просто так, — то все, можно считать, что она твоя.
Самое забавное: он всегда почти сразу придумывал, как именно он будет расставаться с очередной пассией. Найдет причину для скандала, просто перестанет звонить и назначать встречи, подарит какую-нибудь безделушку для смягчения обиды… Это зависело от характера девушки, от ее планов на него, от его сиюминутного настроения, наконец.
Здесь все было принципиально иначе. Он вдруг понял, что физическая близость с этой женщиной — не главное. Нет, ну это очень важно, конечно. Но Владимир хотел, чтобы Наташка была его. Принадлежала ему. Зависела от него. Ждала каждого его слова, как откровения.
А для этого не в постель ее тащить надо, а сначала сделать так, чтобы она его полюбила. С другой стороны — а как же Людка, Андрюшка? Вот ввели бы у нас в стране многоженство, хотя бы по имущественному цензу. Можешь содержать, любить, холить и лелеять двух женщин сразу, растить от них детей — пожалуйста. А ведь они вчетвером классно бы жили. Людка в Наташке и так души не чает, хотя и времени прошло всего ничего. Кстати, о времени. На днях Восьмое марта. Девятнадцатого у нее день рождения. И зарплату ей тоже платить пора. А у него трефы какие-то дурацкие пополам разлеглись. Опять Людке. Дядя Коля, наверное, тоже о чем-то постороннем думает, судя по тому, как он играет.
Владимир вдруг внутренне замер: а не наговорил ли он с пьяных глаз чего лишнего на крыльце грозному родственничку? А то и вправду где-нибудь посреди своего леса закопает. А лес у Николая Георгиевича не маленький. Желание поцеловать Наташку сзади в шею уступило место судорожным попыткам вспомнить, что же именно он наговорил дядюшке. А может, Николай Георгиевич так путается и ошибается в преферанс именно потому, что анализирует его, Володькины, признания? Прикидывает, насколько виноват, как покарать? Тьфу, идиот, даму бубновую Людке наиграл. Сейчас ему дядя Коля выскажет за такие глупые промахи…
Николай Георгиевич в карты свои смотрел через раз, ошибок не замечал не то что Вовкиных, но и собственных.
Это же надо, чтобы так… Ехал мужа любимой племянницы проконтролировать, в случае чего — хвост накрутить. А наткнулся на женщину своей жизни. Ему с порога в глаза бросилось — как на Людку-то похожа, только ежик этот на голове смешной и сама поизящней. Чуть-чуть.
Он действительно никогда не общался с женщинами. Когда в мир с Севера приехал — было обрадовался. Вот они, можно выбирать и жениться. Но как в тундре он безошибочно сворачивал со следа росомахи, делая крюк двадцать километров, лишь бы не встретиться с тем, кого не одолеешь, — да что там, кого и стая волков не одолеет! — так и здесь: чутьем безошибочно понял природу этих почти европейских женщин. Просто еще один биологический вид.
Эпитетов у Николая Георгиевича для них было много. Но, пожалуй, главный — пустые. Это как золото при случае мыть. Вроде и распадок хороший, правильный, вроде и сопутствующие минералы в избытке, но сколько ни майся с лотком, ни крупинки не найдешь. Они были красивы. Некоторые — запредельно красивы. Многие из них были умны, даже слишком умны. Но надо быть слепым, чтобы не заметить — пусть и не в первый день знакомства — их калькулятор. Калькулятор в глазах. Смотри, мне двадцать пять лет, у меня высшее образование и грудь третьего размера. Я стою твоих миллионов. Я буду хорошей женой. Подумаешь, посмеюсь над тобой за глаза, выпрошу денег на колечко, а сама куплю любовнику мобилу покруче и скажу, что детей мы заведем попозже, когда поживем для себя.