Коварная обольстительница - Лесли Лафой

А если так… Коул закрыл глаза, отказываясь думать, что может прожить всю жизнь шиворот-навыворот.

Коул придерживал входную дверь для Иды и Эмили и чертыхнулся сквозь зубы, когда бабушка подняла ногу, чтобы переступить через порог. Эмили сразу поняла, что он занервничал.

Девушка подняла руки, чтобы поддержать Иду, если та потеряет равновесие. Однако старушке удалось благополучно войти в свой дом, и Эмили услышала, как облегченно вздохнул Коул в то же мгновенье, как с облегчением вздохнула она сама.

– Знайте, вы оба, – твердо сказала Ида, повернувшись к ним лицом, – нам надо все прояснить с этой же минуты.

– Может, ты сядешь сначала, – посоветовал ее внук.

– Коул, дорогой, – ответила Ида сухо, – если бы я захотела сесть, я бы села. А я не хочу.

Коул ухитрился пробормотать «хорошо», а Эмили не произнесла ни слова. Господи, она никогда не видела раньше, чтобы Ида держалась с достоинством королевы!

– Да, я немного приболела, – начала Ида, смотря куда-то между ними. – Но как вы ясно слышали, доктор, подписывавший мои бумаги на выписку не более часа назад, сказал, что я упрямая старуха. Я ни в коей мере не инвалид и не собираюсь терпеть, чтобы ко мне относились как к инвалиду. Это ясно?

– Да, мэм, – сказал Коул уважительным, если не кающимся тоном.

– Эмили! – обратилась, повернувшись к ней, Ида.

И у Эмили екнуло сердце.

– А тебе тоже ясно?

Голос Эмили дрогнул, когда она ответила:

– Да, мэм.

– Хорошо. – Ида повернулась и осторожно направилась в гостиную со словами: – А вот теперь, когда мы закончили наш разговор, я сяду.

Коул, шедший за бабушкой, заметил:

– В разговоре обычно участвуют более одного человека.

Ида, опустившаяся в кресло с подголовником, возразила:

– Можете разговаривать сколько угодно, когда я уйду в свой кабинет, чтобы написать благодарственные письма. – Она повернула голову в направлении софы и спокойно сказала: – Садитесь.

Они подчинились и сели на некотором расстоянии друг от друга.

– Вы читали предписание доктора?

Оба кивнули.

– И знаете, какие лекарства я должна принимать? И что от них не стоит ждать никаких чудодейственных результатов?

Оба опять кивнули.

– Хорошо. Эмили, установили ли уже в Центре балетный станок?

– Зеркальную стену сделали вчера утром, – доложила Эмили. – А станок установят сегодня около трех. Во всяком случае, так мне обещали.

– Тогда мне надо быть там в четыре часа, чтобы приступить к занятиям для моей физической реабилитации.

Коул покачал головой.

– Не знаю, бабушка. Это…

– Коул!

– О господи, – пробормотал он, опустив голову.

– Понимаю, что вы с Эмили имеете самые лучшие намерения, но я не нуждаюсь, чтобы со мной нянчились, и не потерплю, чтобы меня удерживали. Независимость – штука хрупкая, она не терпит компромиссов. Я не откажусь от своей независимости до последнего вздоха.

Старушка переводила взгляд с одного на другого, и они послушно ответили в унисон:

– Да, мэм.

– Эмили, насколько я помню, тебе осталось чуть более недели до торжественного открытия аугсбургского Центра творчества. Я не ошиблась?

– Восемь дней.

– Тебе еще много осталось сделать?

О, черт!

– Да, много.

– Тогда полагаю, что тебе лучше направить свою энергию на завершение твоего проекта, а не крутиться вокруг меня и не ждать, чтобы немедленно подхватить меня, если я завалюсь назад.

И откуда Ида знала, что она это делала?

– Коул! – обратилась Ида к внуку. – Насколько я понимаю, ты руководишь бизнесом. Кто тебя замещает сейчас?

Он запнулся, потом ответил:

– Мое личное присутствие не настолько необходимо.

– Вот как? – воскликнула Ида тоном паука, поймавшего муху. – Кто же звонил тебе тогда сегодня утром как раз перед приходом доктора?

Коул покраснел. Ида уже знала ответ. Они оба поняли, кто звонит, в ту же секунду, как он взял трубку.

– Джейсон.

– И что же такого сказал тебе твой помощник? Что заставило тебя выйти из комнаты, чтобы твой ответ не могли услышать?

Он вздохнул и только молча посмотрел на нее.

– Совершенно очевидно, что тебе пора вернуться к работе.

– А что, если я этого не хочу? – возразил Коул.

Ида медленно подняла седую бровь.

– Если ты считаешь нормальным отвечать как семилетний ребенок, тогда совершенно определенно тебе пора снова заняться своим бизнесом. – Она снова поочередно посмотрела на них. – Благодарю вас обоих за доброе отношение, за помощь. Я глубоко тронута и навсегда запомню вашу заботу обо мне. И, пожалуйста, поймите, что из любви к вам я категорически настаиваю, чтобы вы оба вернулись к своим делам. И не потерплю никакого дальнейшего обсуждения этой темы.

Ида поднялась.

– А теперь с вашего разрешения, – заявила она, выходя из гостиной, – мне необходимо написать уйму благодарственных писем.

– Ну и ну! – восхищенно сказала Эмили, когда Ида скрылась за дверью. – Никогда не видела ее такой. Тебе не кажется, что инсульт все же повлиял на ее характер?

– Нет. – Коул откинулся на подушки и обхватил голову руками. – Она еще вела себя с нами спокойно. Жаль, что тебя не было в ту ночь, когда меня домой привели полицейские. Был застукан в Центральном парке купающимся нагишом… Вот тогда я всерьез собирался просить, чтобы меня взяли под охрану!

Эмили улыбалась, но только до тех пор, пока не проследила за взглядом Коула. Он смотрел в потолок, и мысли его витали где-то очень далеко. Ей был знаком этот взгляд, она знала, что он означает. Не было никакого смысла делать вид, что она ничего не понимает. И никакого смысла оттягивать неизбежное.

– Так что сказал тебе Джейсон, когда позвонил? – спросила она как можно равнодушнее.

– На этой неделе подкомитет конгресса проводит слушания по биотопливу. Выступление группы, проталкивающей проект с сахарным тростником, назначено на четверг.

– И они смогут убедить конгресс в том, что у них есть первичная финансовая поддержка, чтобы их посчитали серьезным игроком на этом рынке? – высказала свое предположение Эмили.

– Да. Если их воспримут серьезно, тогда правительство выделит средства на дальнейшее развитие проекта.

– Значит, вся надежда на тебя?

Он кивнул, все еще глядя куда-то далеко.