Люди и чудовища. Том 2 - Валерия Веденеева

class="p1">Господин Митрил наблюдал за ним с задумчивым интересом, с таким выражением, будто решал в уме сложную математическую задачу.

— Арон рассказывал, что впервые убил в двенадцать, — сказал полуэльф внезапно и таким тоном, будто это что-то означало. И у Альмара не в первый раз появилось ощущение, что полуэльф сравнивает его с его настоящим отцом. Сравнивает, взвешивает — достоин ли он быть сыном Великого Темного? Вот только результат своего сравнения не говорит.

— А вам было сколько? — спросил Альмар, глядя на полуэльфа. — Когда вы убили впервые?

— Как и Арону, тоже двенадцать.

— Расскажите.

Зачем ему это, Альмар не знал. Отвлечься от собственных мыслей? Убедить себя, что здесь, в Великой Степи, детям убивать друг друга — нормально? Лучше понять господина Митрила и эту часть мира, где мертвецы свободно ходили по земле и навещали живых, но чужая жизнь при этом ничего не стоила?

— Честно сказать, тогда это получилось почти случайно, — полуэльф пожал плечами. — Их было трое — воры, застрелившие нашего пастуха и пытавшиеся угнать наших лошадей, а я оказался поблизости. К тому времени я уже не один год охотился на волков, выследить воров оказалось намного проще. Жаль, я не спросил, кто надоумил их выбрать для промысла территорию таэлей. Хотя, возможно, они просто родились дураками.

В те годы волки слишком расплодились в Степи, мы убивали их везде, где могли. Летом их шкуры мало на что годились, поэтому домой мы приносили лишь уши — показать старшим, похвастаться перед младшими.

Никто не объяснял мне, что полагалось делать с убитыми ворами, посоветоваться оказалось не с кем, и после недолгого размышления я решил, что отрежу им уши также, как отрезал волкам. В конце концов, как и волки, они пытались украсть то, что принадлежало нам, таэлям. И вот, гордый собой, я вернулся в становище и первым делом заскочил в шатер к деду, надеясь на похвалу… — полуэльф замолчал, и на лице его появилась немного смущенная улыбка. — В такой ярости деда я давно не видел. Нет, убив воров я поступил правильно, но вот уши… Уши отрезать было нельзя. Ни уши, ни головы, ни пальцы. Мертвых, оказывается, следовало уважать.

— Почему?

— Очередная ерунд… то есть, я хочу сказать, очередное мудрое решение, принятое Советом Шаманов, — господин Митрил чуть скривил губы, но в этот раз на улыбку это походило мало. — В общем, мне пришлось возвращаться туда, где я оставил тела воров, пришивать им отрезанные уши обратно и хоронить. Я даже честно постарался вспомнить, кому какие уши принадлежали, но, боюсь, все напутал.

Альмар хихикнул и торопливо зажал себе рот. Это было неправильно. В мертвецах с отрезанными и потом неправильно пришитыми ушами не было ничего смешного.

Но почему-то в его горле все равно продолжал клокотать смех.

Часть 2

Глава 3

Что-то коснулось его щиколотки, заставив мальчика вздрогнуть. Точно. Слишком многое случилось, и мысли про амулет Ниты вылетели у него из головы, а вот амулет про него не забыл и вернулся, обвив ногу так, будто никуда не уползал.

— Что? — резко спросил господин Митрил. Должно быть, заметил мгновенную гримасу на лице Альмара.

— Я… — про амулет рассказывать было нельзя, и Альмар судорожно попытался что-нибудь придумать. Придумал — и ощутил неприятный холодок в груди. Его беспокоила аморальность убийства, а стоило бы задуматься совсем о другом.

— Я не должен был ни в чем вредить Великой Степи. И вы поручились за меня. А теперь я убил Шенга…

Полуэльф взглянул на него удивленно.

— Великой Степи нет дела до молодых дураков, которые возомнили о себе невесть что. Даже если забыть о том, что Шенг нарушил долг гостеприимства, ты всего лишь защищался. Нет, будь уверен, его смерть значения не имеет… Альмар, ты ведь помнишь, как жрецы Солнечного прозвали Многоликого?

— … Жестокий Бог.

— Да. И в этом они, как всегда, исказили правду, не солгав открыто. Многоликий — справедливый бог, вот только истинная справедливость обычно жестока. Когда ты убил Шенга, это было справедливо. Когда я убил тех воров, это было справедливо… И кстати, на тему справедливости. У меня остались верные люди в столице — они знают, как представить любую смерть несчастным случаем так, чтобы ни нюхачи, ни маги ничего не заподозрили.

— О чем вы говорите?

— Ни о чем, о ком. О твоем отчиме. Именно он — главное препятствие твоему возвращению. Мать знает о твоем Даре, братья еще маленькие, их мнение значения не имеет. Близких родственников у твоего отчима нет. После смерти тара Мэлгона его супруга получит право вернуть тебе родовое имя и восстановить в правах. Все, кто знает, что тар Мэлгон тебе не отец, будут молчать. А когда повзрослеешь, определишь сам, стоит ли раскрывать правду о твоем настоящем родителе и брать его родовое имя.

Альмар сглотнул.

— Раз вы уже решили это сделать, зачем говорить мне?

Полуэльф приподнял брови.

— Тар Мэлгон пытался убить тебя, не меня. Он твой кровник. У нас считается неприличным убивать чужих кровников без разрешения. Поэтому решать тебе.

Господин Митрил смотрел на него с доброжелательным выражением, терпеливо ожидая ответа. Словно бы и не предлагал вынести приговор человеку, который Альмара вырастил, и которого он до сих пор иногда, забываясь, мысленно называл отцом. Словно бы они говорили о чем-то невинном, вроде конной прогулки по степи, охоты на дичь или очередного урока на тему того, как нужно «слушать» Степь или призывать дух зверя.

А ведь, пришло озарение, для господина Митрила действительно не существовало разницы. Для него это было, по сути, одно и то же — поехать с сыном своего старого друга на охоту за тетеревами или убить для него человека.

Одно и то же.

— Нет, — сказал Альмар негромко, — нет, я не хочу, чтобы ваши люди убивали тара Мэлгона.

Господин Митрил нахмурился, и Альмар добавил:

— Это расстроит маму, а братьям и сестре придется расти без отца.

— Ты понимаешь, что не будешь в безопасности, пока он жив?

— Понимаю.

— Ну что ж, — полуэльф смотрел на него с той же доброжелательностью, только чуть более задумчиво, — до весны Великую Степь мы точно не покинем. Если передумаешь, дай знать.

* * *

Быстрее!

Тонкая корка сухого песка ломалась под ногами мага, обнажая свое красное нутро и