Мой балет - Ильзе Лиепа

В 1922 году, спустя шесть лет после ухода со сцены, ей предложили бенефис в Мариинском театре. Шесть лет не танцевать… Но Ваганова согласилась. Она уже всецело занималась педагогической работой и, тем не менее, уединяясь в зале, по своей собственной системе репетировала. На сцену она вышла в блистательной форме! Танцевала «Шопениану». Из рассказа ее ученицы Марины Тимофеевны Семеновой мы знаем, как это было: «Открылся занавес. Сумасшедшие овации! На сцене в знаменитой позе Сильфиды – Ваганова. Встала, раскланялась и опять легла в позу. Танцевала она в «Шопениане» Мазурку. Я первый раз увидела своего педагога танцующей. Когда она оторвалась от земли, так точно, мгновенно зависла в воздухе, по такой безупречной траектории – весь зал ахнул, так это было необыкновенно».

Когда я читала эти воспоминания Марины Тимофеевны Семеновой, вдруг припомнила, как приятельница моей мамы взяла меня по случаю на редкий концерт в консерваторию, когда Шопена играл Горовиц. Сидя на балконе, прижатая справа и слева людьми, я помню, как весь зал одновременно вздыхал, хотя пианист не делал ничего необыкновенного. Это был Прелюд Шопена, и вдруг – ах! Что это было такое? Какая-то необыкновенная пауза, какой-то необыкновенный вздох музыкальный заставлял весь зал одновременно вдыхать. Наверное, так это ощущалось, когда танцевала на сцене прекрасная балерина.

После своего бенефиса – может быть, это был реванш ее исстрадавшейся за все годы души – она с легкостью вернулась в ту жизнь, которая и стала для нее самой главной: жизнь педагога. Сама она говорила: «Только к концу карьеры, измученная нравственно, я подошла к званию балерины. Труднее всего дался этот балеринский дебют, возникло в памяти мое падение с лестницы. Пыталась унять дрожь, услышав голос помрежа: «Госпожа Ваганова, пожалуйте на сцену, дирижер уже занял свое место». Мелко закрестилась, вспомнила молитву и вышла на сцену». Так же смело, а волнение всегда остается где-то в глубине сердца, она окунулась и в свою педагогическую деятельность. Ее пригласили быть педагогом знаменитого училища при Мариинском театре, и она вернулась на Театральную улицу, где когда-то училась сама. Ей было с чего начинать: за плечами – долгие годы размышлений и анализа. Все пробовала на себе, все пробовала в зале. Первый свой выпуск она учила с первого по последний класс. И там, на Театральной улице, в плохо отапливаемых классах училища, в двадцатые годы прошлого века начался звездный час педагога Агриппины Яковлевны Вагановой.

Имя Вагановой – педагога велико в искусстве балета, и не только русского, потому что вклад ее невероятен. В преподавании балета в конце XIX века не было никакой системы. Каждый педагог, который входил в класс к ученикам, делал это по-своему. Правда, были веяния французской школы, которая отличалась вялыми руками, их тогда принимали за ложную грациозность. Появился знаменитый педагог-итальянец Энрико Чекетти – его школа была школой техники, и балетный Петербург он поразил системой. Каждый день его занятий был посвящен проработке какого-либо элемента, и вся неделя работы была систематизирована. Это было революционно, это было новшество. Агриппине Вагановой от природы был дан аналитический ум – она за всем внимательно наблюдала, все пропускала через себя. Она создавала систему, даже не задумываясь об этом поначалу. Одновременно это было спасением от забвения русского балета, во главе которого она скоро будет. Отмечу, что в двадцатые годы прошлого столетия классический балет совершенно не входил в идею пролетарского искусства. Поэтому жизнь Вагановой, ее убежденность в том, что место классическому балету есть в этой новой стране, во многом спасли тот золотой фонд балетной классики, который мы сегодня можем видеть.

Она уже чувствовала, что учить других – это ее призвание. Если перечислить имена ее учениц, то сразу понятно, каким педагогом была Ваганова: Марина Семенова, Галина Уланова, Татьяна Вечеслова, Наталья Дудинская, Алла Шелест, Нинель Кургапкина, Алла Осипенко, Ирина Колпакова, историк балета Вера Красовская. Это звезды. И еще много-много прекрасных танцовщиц, которые составили костяк знаменитого мариинского кордебалета, костяк знаменитых мариинских сольных вариаций. Все они – слава и гордость русского балета. Двадцать девять выпусков! А 1925 год – год выпуска, звездой которого была Марина Семенова – можно назвать годом рождения советской школы классического балета. Ваганова говорила: «Марина – начало моей репутации педагога». Для выпускного спектакля Марины Семеновой Ваганова взяла балет, с которым сама дебютировала как балерина, – балет «Ручей». Но подобрала совершенно другие вариации, в которых блистал талант удивительной балерины Марины Семеновой. Когда Ваганова в своих записках перечисляла учениц, то напротив имени Марины Семеновой она ставила номер один. И не только потому, что она была первая – она действительно была уникальная. Кто-то подметил: даже если бы Ваганова выпустила одну Семенову, можно было бы сказать, что она – гениальный педагог. У нее практически не было неинтересных и бесцветных выпусков. Еще она вела уроки усовершенствования балерин в Мариинском театре.

Звеньями одной цепи для нее стали «урок-репетиция-спектакль». Ее принцип – танцевать всем телом, а не одними ногами. Я абсолютно уверена: ничто, как балет, не воспитывает тело. В нашем искусстве тело должно стать инструментом не только техники, а инструментом, где техника подчинена выразительности. И это пропагандировала Ваганова. Все ученицы ее обожали. В сборнике, который вышел к ее юбилею, можно прочитать статьи Семеновой, Дудинской, Вечесловой – все в превосходной степени. Они сохранили связь со своим педагогом до конца дней, и для каждой из них оценка педагога была одной из самых важных оценок профессионалов. А сказанные в классе фразы стали «крылатыми»: «Девочки, выньте вату из ушей!», «Не облизывай ногой пол», «Не виси на палке, как белье», «Ты варьяцию (это она так говорила. – И.Л.) мне покажи, тогда я скажу, какая ты балерина», «Искусство начинается там, где техника безупречна».

У нее был дар распознавать таланты. И эти таланты она умела раскрывать, как никто другой. Ваганова объединила в своей системе преподавания все лучшее, что тогда знал русский балет, и все лучшее из французской и итальянской школы. Она создала то, что сегодня мы называем невероятным русским балетом – где техника безупречна, где техника стала выразителем душевного состояния, где тело танцовщика или балерины становится наполненным мыслью, переживаниями и музыкальностью. Сама Ваганова была необыкновенно музыкальна: в упражнениях, которые задавала каждодневно, она умела показать путь, при котором тело, даже не отдавая себе отчета, начинало работать по правильным законам.

Однажды Ваганову пригласили дать класс усовершенствования в Большом театре, и Майя Плисецкая оказалась в ее классе. Она вспоминала, как Ваганова обратилась к ней: «Майя, подвинь руку на станке вперед». Плисецкая кладет руку на станке вперед и понимает, что все становится на свои места.

Когда я читала воспоминания учениц о Вагановой, о ее методе, то мне самой многое открывалось заново и я по-другому стала делать свой каждодневный экзерсис. Что-то я прочитала у Семеновой, что-то – в статье Дудинской, попробовала положить руку вперед, как написала Плисецкая, попробовала сделать маленькие нюансы и захотела сказать: «Агриппина Яковлевна, спасибо вам большое!» Действительно, все так потрясающе живо.