Друзья Высоцкого: проверка на преданность - Юрий Сушко

И все же режиссура — это одна из самых прекрасных профессий, которую нельзя даже назвать работой, потому что все это — одно сплошное удовольствие, за которое иногда платят… Меньше всего Говорухину нравился сам съемочный процесс. А вот разработка режиссерского сценария, выбор натуры, когда фильм рождается в голове, — действительно интересно. Это — творчество, от которого получаешь истинное наслаждение. Дальше можешь не снимать, потому что фильм уже готов. Так говорил классик французского кино режиссер Рене Клер: «Мой фильм готов, его осталось только снять».

Свою дипломную практику на Одесской киностудии завтрашние выпускники ВГИКа Говорухин и его приятель Борис Дуров рассматривали, в общем-то, как легкую, увеселительную прогулку на морском побережье.

В лучшем случае они рассчитывали, что им «для разгона» доверят снять какую-нибудь короткометражку. Но отчаянный экспериментатор, недавно возглавивший студию Геннадий Збандут, с ходу предложил молодежи снять полнометражный художественный фильм. За сценарий с вызывающим названием «Мы — идиоты» никто из здравомыслящих режиссеров браться не решался. А фильм-то стоял в плане, было открыто финансирование, ленту нужно было сдать до конца 1967 года. Иначе — горели премии, выговоры руководству уже писались.

— Вот вам, ребята, сценарий, — сказал директор. — Читайте, принимайте решение. Ответ от вас, согласны ли вы спасать студию, мне нужен через час.

Полистав «Идиотов», начинающие режиссеры сразу поняли, что материал откровенно слаб, полная белиберда. Там просто ничего не было. Соавторы посмотрели друг на друга: ну, а когда еще подвернется такой шанс, чтобы выпускникам сразу предоставили возможность снять полнометражную картину? В общем, решили: «Ладно, рискнем. Пойдем, скажем: «Мы готовы. Но при условии, что наш фильм будет называться «Мы — одержимые».

Геннадий Борисович Збандут разве что не аплодировал: вперед! Долги перед Госкино тянули всю студию в пропасть…

Говорухин и Дуров быстро написали свой вариант сценария, но сразу самокритично признали, что он оказался таким же дерьмовым, если не хуже.

На помощь решили призвать своего приятеля, уже маститого литератора Владимира Максимова, не предполагая, что в тот момент писатель находился, как оказалось, в затяжном «кризисе». «Но Максимов все равно приехал в одесский Дом творчества, — рассказывал Говорухин. — Мы целый день с ним ходили по берегу моря, все ему рассказывали. А наутро он запил. Из Дома творчества его пришлось спешно эвакуировать». Столичному гостю сняли маленькую комнатку в какой-то хатке. Задача режиссеров была проста: каждое утро приносить ему 4 бутылки вина под названием «Биле мицне» («Белое крепкое») …

Они все еще надеялись, что талант не пропьешь. Но к сценарию Максимов, конечно, даже не прикоснулся. Пришлось что-то опять достраивать самим. Тем паче дирекция студии нервничала, торопила. Со своим «рахитичным сценарием» соавторы и начали съемки, понимая, что надо экстренно искать путь к спасению.

— И мы, — признавался Говорухин, — решили пойти на хитрость, сделать просто живописную поэму о горах.

Для этого им нужен был поэт, потому что будущий фильм не мыслился без песен. Поначалу единственной кандидатурой на роль персонажа-песенника был Юрий Визбор, не только известный автор и исполнитель, но еще и альпинист, профессиональный тренер по горнолыжному спорту. Однако оказалось — у Визбора были другие планы, и «одержимые» режиссеры приуныли.

Так неожиданно возникла фамилия Высоцкого.

— Слава магнитофонного поэта медленно двигалась по просторам России, — вспоминал Станислав Говорухин. — Мы с ним встречались до этого, я его даже не запомнил — сидел в компании, выпивал, обычный парень. А когда я впервые услышал в общежитии ВГИКа его песни с магнитофона, я сразу понял — говорю это без всяких комплиментов себе задним числом, что это личность и суперталант…

Певец «с намагниченных лент» виделся ему могучим, бывалым мужиком, человеком, повоевавшим и много повидавшим. Такой правдой о войне, вообще о жизни веяло от тех песен.

Пригласили Высоцкого в Одессу. Но когда Говорухин столкнулся с ним в коридоре киностудии, возникла совершенно нелепая ситуация.

— Привет! Володь, ты к кому приехал?

— К тебе!

Станислав смешался, но сработала интуиция, и ему удалось за несколько секунд соединить тот образ, который ему ранее представлялся по песням, и этого юного, спортивного, улыбчивого московского мальчика. Говорухин тут же сделал вид, что неудачно пошутил…

Говорухин понимал, что Высоцкому, никогда ранее не бывавшему в горах, будет трудно сразу полюбить и оценить красоту и величие горных вершин, проникнуть в ту особую атмосферу, которая царит тут.

— Мы привезли его в горы, понимая, что наша судьба зависит только от него, — рассказывал Станислав. — Мы приводили к нему старых альпинистов, которые еще воевали с немцами, они пели ему свои старые баксанские песни. Он совершил восхождение, несколько дней жил на леднике в палатке. В это время на пике Вольная Испания случилось несчастье — погибли два альпиниста. И туда пошли их товарищи, чтобы вынести тела. Были камнепады, и многие из них возвращались раненые. Наши артисты им помогали, перевязывали — в общем, погрузились в этот мир… И первая песня, которая родилась у Володи в горах, — «Песня о друге». Потом они посыпались буквально лавиной…

Атмосфера в киногруппе, в основном благодаря стараниям режиссеров и молодого автора невероятных «горных» песен, сложилась дружеская, замечательная, компанейская, или, как любил говорить сам Высоцкий, артельная.

Веселые, находчивые фантазеры без удержу состязались в шутейных розыгрышах. Владимир Высоцкий, приметив «соглядатаев», строго следивших за соблюдением «здорового образа жизни» во время съемок, ухитрился пару раз привести их в шок, заказав на завтрак в баре турбазы «Иткол»… стакан водки, и на глазах шокированной публики, не морщась, с удовольствием выпил до дна. Крякнул и принялся за яичницу. На следующее утро сцена повторилась. Возмущенный до глубины Говорухин потребовал объяснений.

— Угощайся! — Высоцкий кивнул бармену и тот подал ему полный стакан.

Говорухин, словно под гипнозом, взял — и одним махом проглотил, ничего не почувствовав: вода!

Как оказалось, Высоцкий подговорил буфетчика, и тот щедро поил его водой из-под крана. Говорухин, познав «истину в стакане», захохотал, а Владимир скромно улыбнулся…

Впрочем, режиссер в долгу не остался.

Однажды, вернувшись с ледника в гостиницу, Станислав Сергеевич обнаружил в номере, который он делил на пару с Высоцким, на столе рукопись:

Мерцал закат, как сталь клинка.

Свою добычу смерть считала.

Бой будет завтра, а пока

взвод зарывался в облака

и уходил по перевалу.

Оставить разговоры!

Вперед и вверх! А там…