Изменница поневоле - Галина Владимировна Романова

– Принести-то он принес, но… Здесь такое дело, Макс. Помнишь обстоятельства обнаружения тела погибшей Глебовой?

Конечно, он помнил. Собачники нашли в лесополосе.

– Знаешь, кто был тот парень, чья собачка наткнулась на труп Глебовой?

– Мишаня, долго еще будешь, а? И чья это была собачка? – сорвался на злобный шепот Назаров.

– Данилы Кобзева! – выпалил Мишка, и отсюда было ясно, что он улыбается. – Он гулял с псом своим и обнаружил труп Глебовой. И облевал там, по рассказам оперов, все кусты.

– Пес?

– Нет, Кобзев!

– Опа. Это что же у нас получается?

Максим с сожалением посмотрел на листок со старым адресом Марии Степановой. Он зря ехал? Нашелся подозреваемый?

– Макс, пока не знаю, – не стал спешить с выводами Мишка. – Но сам понимаешь, что таких совпадений не бывает.

– Практически нет.

– Что значит практически? – взорвался Борцов. – Так вообще не бывает! Чтобы убитую журналистку случайно нашел через несколько дней тот самый человек, о котором она писала разоблачительные статьи? Так, Макс, не бывает.

– Согласен. Ну что, молодец. Задерживай этого Кобзева. Вези в отдел, допрашивай. Я подтянусь.

– А чего сразу я-то? – Мишкин запал иссяк. – А ты?

В одиночку Мишке жуть как не хотелось говорить с Кобзевым. Судя по тому, что писала о нем Глебова, это тот еще пройдоха. Попробуй ухвати такого за хвост. Назаров справится, у него хватка, опыт, чутье. А он, Мишка, вряд ли. Его Кобзев может послать куда подальше. Или его адвокат.

– Я все же хочу зайти в квартиру, где прежде проживала Степанова, – отозвался Макс.

– Но зачем? У нас же есть подозреваемый…

– Миш, я уже приехал.

Максим отключил телефон.

Огляделся. В старый двор пройти можно было только по узкой тропинке, петляющей среди кустов. Густые, колючие, с такими длинными ветками, что пройти мимо, не зацепившись, было невозможно, они словно взяли под охрану три старых дома, по случайности уцелевших при застройке микрорайона.

Дворик утопал в зелени. Газонную траву здесь кто-то аккуратно стриг, клумбы пропалывал, тротуарные дорожки выметал до блеска. Лавочки, песочницы, детские качели. Благодать! Чего это Степанова отсюда съехала, интересно?

– Так Маша с подселением жила, – охотно разъяснила все пожилая дама, выгуливающая крохотного песика у подъезда, где когда-то проживала Степанова. – Две семьи занимали четырехкомнатную квартиру. Потом Машины родители погибли в аварии, и она долго здесь не задержалась. Продала свои комнаты и переехала. Вон на пятом этаже угловая квартира. Видите, окна такие пыльные?

Последние слова прозвучали с осуждением. Новые жильцы, видимо, не пользовались уважением хозяйки крохотной собачки. Зато о Маше она говорила охотно и даже с легкой печалью, так Назарову показалось.

– А кто там сейчас проживает?

– А кто жил, тот и проживает. Митрофанова.

– Это, как я понял, прежние соседи Степановой?

– Да, верно. – Женщина ласково улыбнулась собачке, справившей нужду прямо на клумбе. – Только соседей тех осталась одна Анька. – Подумав, собеседница тряхнула головой и решительно добавила: – Непутевая!

– А можно чуть подробнее?

Назаров запустил одну из самых обаятельных своих улыбок. А как еще? Сопеть и хмуриться, как Мишка? Нагонять на себя важность? Не тот случай. Мадам собачонку в карман посадит и уйдет. Как бы ей скучно ни было, отвечать нелюбезному дядьке из полиции она не обязана. Так ведь?

– Да какие подробности… – Женщина нагнулась, шевельнула призывно пальцами, и собачка прыгнула к ней в ладони, как в колыбель.

– Просто интересуюсь, как они раньше жили все вместе. Почему из Митрофановых осталась одна Анна? И почему она непутевая?

– А идемте ко мне, – неожиданно предложила бывшая Машина соседка. – Я как раз под ней живу. Там и поговорим. Заодно и посмотрите. Жаль, конечно, что вы не из ЖЭКа и не из газеты. Я бы про нее… Ох!

Они поднялись по чисто выметенной лестнице на четвертый этаж. Женщина долго возилась с замками, спиной старательно закрывая секреты их отпирания от Назарова. Потом впустила его в прихожую. Заставила снять обувь.

– Я ведь не Анька Митрофанова, – фыркнула она, выпуская собачку на волю. – У меня чистота.

В большой квартире действительно было очень чисто. Много книг на стеллажах вдоль стен. Красивая старомодная посуда в двух сервантах.

– Дети все свозят ко мне, как на свалку, – пожаловалась она с доброй улыбкой. – Им выбрасывать жалко, а у меня как будто здесь склад. Я тайком даже приторговывать начала. Даже Аньке, шалаве, старый диван продала. За копейки! Думаете, спасибо сказала? Она меня тем же вечером залила! Идемте. Идемте, покажу!

Она потащила Назарова в кухню – просторную, чистенькую, как и вся квартира, заставленную разномастной мебелью. У окна большой круглый стол, вокруг стулья, табуретки. Он насчитал восемь штук.

– Смотрите, – она кивнула на потолок. – Безобразие!

Прямо над столом на штукатурке расползлось уродливое пятно. Видно было, что хозяйка пыталась его зачистить, соскоблить, но безрезультатно. Темные бурые разводы не поддавались.

– Ой, как я скандалила! Как скандалила! – приговаривала она, подталкивая гостя к столу. – Сейчас чаю попьем и поговорим. Присядьте!

Он послушно опустился на предложенное место, снова задрал голову.

– Чем же надо было так залить пол, чтобы пятна оставались бурые? – Он повернулся к хозяйке, хлопотавшей у чайника. – Что это такое?

– Это? – Она как раз наполняла сахарницу и не сочла вопрос достойным того, чтобы прерываться. – Это кровь.

– Кровь? – Назаров опешил. – Столько крови?! Откуда?

И сердце нечаянно резко подпрыгнуло раз-другой.

– Из башки ее непутевой.

Женщина поставила перед ним чайную пару дорогого тонкого фарфора. В центр стола – сахарницу, заварочный чайник, глубокую тарелку с шоколадными кексами. Разлила кипяток по чашкам из пузатого эмалированного чайника. Села за стол у самого окошка. И, задрав голову к злополучному пятну, проговорила:

– Как она выжила после этого, ума не приложу? Столько кровищи!

– А когда это было?

Вот зачем ему нужно это знать, а? Кто вообще такая Анька Митрофанова? Никто, случайный персонаж, на которого он вышел случайным же путем.

– Было это…

Хозяйка вспоминала, прищурилась. Сверилась с чем-то за окном, как будто в клумбе календарь какой цветочный имелся. И назвала точную дату.

– Вы уверены? – Он похолодел.

Ночь, когда неведомая ему Митрофанова залила потолок соседской кухни своей кровью, скорее всего, совпадала с днем смерти Насти Глебовой.