Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

— А эти кто такие?

— Первый — напыщенный дурак. Второй — фанатик. В худшем смысле этого слова. Ему по ночам святая Циала является и учит бороться с ересью.

— Неприятно.

— Да уж… Но чудеса ему не по плечу, так что мы их всех обставим. Но Аларик… то есть мой дядя должен знать все.

— Разумеется. Герцог — замечательный человек.

— Вы его давно знаете?

— Несколько дней, но за это время произошло достаточно, чтобы понять, что из болтовни о нем — правда, а что — идиотские сказки.

— Я много слышал о вас, Роман Ясный, но никогда не думал, что именно вы дадите мне надежду. Только человеку всегда мало того, что он получает. Мне хотелось бы услышать ваши песни.

— Прямо сейчас? Что ж, это будет неплохим завершением вечера.

— Аларик хотел видеть вас на приеме, и он прав, а вот завтра… Я думаю, дядя не откажется посидеть с нами.

— А вы тонкий политик, принц.

— Стефан.

— Пусть будет Стефан. Разумеется, герцог Аррой с моей помощью попробует вас развлечь, а если я буду не только петь, но и говорить, это никого не касается.

— Значит, до завтра? Спасибо.

— До завтра. — Роман вышел через ту же дверцу, в которую их впустил старый слуга. Очевидно, тот что-то понял, поскольку в глазах эландца плескалась такая радость, что Роману стало неловко. Он непроизвольно сжал руку старика и шепнул: — Все будет хорошо, только пока это тайна.

— Понимаю, господин либер. Да хранят вас Великие Братья[38].

— Мне нужно попасть в Большой зал.

— Можно по Красной лестнице, можно через сад.

— Лучше через сад.

— Тогда по этому коридору до конца, там дверь, а дальше сами увидите. Огни зажгли, музыка… Не ошибетесь.

— Спасибо, друг. Береги Стефана.

— На пороге лягу…

Роман вприпрыжку сбежал по крутым ступенькам, на сердце было тревожно, но весело. Он сделал шаг к разгадке тайны и нашел друзей, которые, когда придет время, встанут рядом с ним. С ними… О такой удаче бард не смел и мечтать. Правда, и дело, что им предстояло, было не из легких, но сегодня Роман позабудет о грустном и страшном. Для этого будет время — завтра, послезавтра, через месяц, через год. Впереди много боли и ужасов, но эта ночь его!

Сад был полон дурманящих весенних запахов. Влажная после недавнего дождя листва блестела. На лоб Роману упала прохладная капля, и он засмеялся от неожиданно охватившего его счастья. Ему хотелось петь, дурачиться, целовать девушек. Нагнувшись, эльф сорвал нарцисс и прикрепил к колету. Сладкий аромат цветка вызывал воспоминания — пение соловья, темные локоны… Это было прекрасно, но впереди ждет лучшее! Бард прислушался — звуки скрипок и флейт указывали дорогу вернее любой тропинки, и эльф пошел напрямик, гибкими текучими движениями уклоняясь от нависающих мокрых веток. Ни одна кошка не могла проскользнуть так легко и незаметно, как это делал Роман Ясный. Неудивительно, что две юные особы, занятые очень важным для них разговором, ничего не услышали.

Роман остановился, заметив две затаившиеся в тени фигурки, и осторожно отступил за кусты цветущей калины. Девушки спорили яростным шепотом. Бард хотел тактично удалиться, но в разговоре промелькнуло имя Рене, и либер прислушался.

— Ты уверена, что он эландец? — Голосок был звонкий, совсем детский, но его обладательница держалась с собеседницей как с несмышленышем.

— Уверена… Он ехал рядом с герцогом, но его здесь нет. — В тоне слышалось горькое разочарование.

— Герцог пришел один. С ним не было никаких рыцарей, я спрашивала. Только воины из свиты, и все они тут бывали. Новенький только один, но он белобрысый. И курносый.

— У того были золотые кудри, синие-синие глаза и плащ тоже синий…

— У сигурантов[39]Арроя плащи темно-синие с белым подбоем, и на них знак Полнолуния.

— Он друг герцога. Белочка, он должен быть где-то здесь!

За спиной раздалось вежливое покашливание, и собеседницы резко обернулись и замерли, напомнив потревоженных котят. На залитой лунным светом поляне стоял немыслимо прекрасный рыцарь в светлом платье и коротком плаще. На груди красавца трепетал цветок, светлые волосы ласкал весенний ветер. Незнакомец склонился в изящном поклоне:

— Сударыни! Умоляю простить мою навязчивость, но мне показалось, что у вас ко мне какое-то дело. Чем могу служить?

Спорщицы молчали. Та, что постарше, смотрела на пришельца с такой мукой в огромных глазах, что тот растрогался чуть ли не до слез, что не помешало ему узнать девушку: эта она подносила гостям вино на площади у ратуши. В ночном саду таянка выглядела еще очаровательнее. Вторая была скорее подростком, чем девушкой.

— Так это она тебя искала? — заявило это чудо с растрепанными волосами. — А ты действительно очень красивый. Ты рыцарь?

— Я — либер, сударыня.

— А у эландцев ты что делал?

— Монсигнор Аррой удостоил меня своей дружбой, моя госпожа. Разрешите представиться — Роман че Вэла-и-Пантана.

— Это ты?! А я много твоих песен знаю, только думала, что ты — старый или даже умер. Ой, я не должна была так говорить… А Марита в тебя влюбилась. Это вот она Марита. Она моя тетя, если смотреть по матери, но мой дедушка… Ее отец говорит, что таким в замке не место. А мы с Шани, с отцом, думаем, что он дурак. То есть это я думаю, что он дурак, — поправилась девчонка, — а отец просто говорит, что дед не прав и что его скромность хуже гордости. Я — Белинда-Лара-Эттина, графиня Гардани…

Белинда-Лара-Эттина болтала, а Роман не мог отвести глаз от замершей Мариты, выглядевшей словно прелестное мраморное изваяние — только тоненькие руки теребили цветущую ветку.

Днем таянка не показалась барду и вполовину такой прекрасной. Она могла поспорить красотой с эльфийками, но в отличие от них производила впечатление удивительно хрупкой и беззащитной. Ее прелесть была прелестью цветка или бабочки, которым отпущена недолгая жизнь, в то время как Светорожденным больше пристали сравнения со звездами или драгоценными камнями.

Усилием воли Роман вернулся в таянскую ночь. Юная графиня продолжала трещать, в лицах изображая, как Марита прибежала в замок, чтобы разыскать прекрасного рыцаря. Такого бедняжка вынести уже не могла и со слабым криком бросилась в кусты. Роман не задумываясь кинулся за ней. Он настиг беглянку в зарослях калины, насквозь промокшую, с растрепанными волосами. Девушка с вызовом вскинула головку, но голос ей не повиновался, и она с трудом прошептала: