Теодосия и изумрудная скрижаль - Робин Лафевер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же спросила, надеясь отвлечь бабушку от навязчивых мыслей о похоронах:
– А можно мне посмотреть фасон, который вы выбрали для моего платья?
– Не болтай ерунды, – фыркнула бабушка и снова шмыгнула носом. – Фасон! Траурное платье шьют не для того, чтобы ты в нем хорошо выглядела, а для того, чтобы ты хорошо выглядела на похоронах. Траурное платье – это знак уважения к покойному.
Все ясно. На меня наденут нечто, напоминающее черный мешок для репы. Я вздохнула, сказала: «Да, мадам», и тут же подпрыгнула, потому что мадам Уилки вогнала мне булавку прямо под мышку.
– Стойте спокойно, – укоризненно сказала портниха. У нее над верхней губой выступили мелкие бусинки пота, а от самой мадам Уилки слабо пахло смородиной.
– А мне щекотно, – возразила я и взглянула на каминные часы, пытаясь прикинуть, сколько еще продлится эта пытка. Стрелки показывали, что сейчас почти два часа – это значит, что Ови Бубу с минуты на минуту должен появиться в музее.
Можно лишь гадать, как отнесется бабушка к тому, что к маме – по ее приглашению! – явится какой-то бродячий фокусник, да еще египтянин!
– Мы уже заканчиваем? – поинтересовалась я у мадам Уилки.
– Последняя мерка, – ответила она, затем туго обмотала мне грудь сантиметром и быстро записала результат в свой блокнотик – я даже не успела покраснеть от смущения.
Потом портниха отступила от меня и сказала:
– Я закончила, мадам.
– Наконец-то, – шмыгнула носом бабушка. – И года не прошло.
Мадам Уилки скривилась так, словно ее заставили живьем проглотить червяка, но свой язычок все же держала за зубами.
– Отлично, – радостно сказала я, пытаясь направить их к двери. – У вас, бабушка, наверное, еще столько хлопот с похоронами. Да, кстати, вы уже назначили дату отпевания?
Бабушка и портниха были уже возле двери. Еще три шага, и они уйдут, а опустевшая гостиная будет готова принять пришедшего с визитом Ови Бубу.
– Я уже говорила тебе – отпевание состоится в четверг. Не забудь сама и напомни родителям. Я настаиваю на том, чтобы они там были. И пусть не забывают: если бы не Сопкоут, твой отец до сих пор сидел бы в тюрьме.
Ну, это, конечно, не совсем так, даже совсем не так, но не стану же я задерживать бабушку.
– Да, конечно, бабушка. Я обязательно напомню им.
Бабушка открыла, наконец, дверь и вышла из гостиной. Мадам Уилки упорхнула вслед за бабушкой. Я облегченно вздохнула, глядя им вслед.
Бабушка шла, так высоко задрав нос, что в упор не заметила бы Ови Бубу.
Не желая вызвать подозрения у помощников, работавших в холле – особенно у Стилтона, который и без того уже задавал слишком много вопросов о египетском фокуснике, – я ждала у двери до тех пор, пока в нее не постучал Ови Бубу.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я, делая вид, что мы с ним никогда до этого не встречались.
Он внимательно посмотрел на меня своими блестящими темными глазами и ответил:
– Я Ови Бубу, я пришел по приглашению мадам Трокмортон.
Услышав это, Стилтон, устанавливавший на место корзину с гранеными камешками, вздрогнул, перекосился и выронил корзину. Камешки с грохотом покатились по холодному мраморному полу.
Фагенбуш оторвался от обломков боевой колесницы Тутмоса III, которую пытался собрать, и сказал:
– Чистая работа.
Стилтон покраснел как рак до самых кончиков волос. К счастью, в тот же миг на верхней ступени лестницы появилась мама.
– Мистер Бубу, – сказала она и, улыбаясь, начала спускаться в холл. – Очень рада, что вы смогли сегодня присоединиться к нам.
Я негромко фыркнула – так, чтобы меня мог слышать только Ови Бубу и понял, что я в курсе всех его дел. Однако египтянин просто не обратил на меня внимания и поклонился маме.
– Ваше приглашение – большая честь для меня, мадам.
– Проходите, нам с вами нужно поговорить. Теодосия, ты могла бы приготовить нам чай? Боюсь, я совсем потеряла счет времени.
Страдая от собственного бессилия – как мне подслушать их разговор, если меня посылают готовить чай? – я поспешила на кухню и поставила на огонь чайник.
Затем я открыла буфет, выудила из него две щербатые чашки и поставила их на поднос. Подбежала к чайнику, но он еще и не думал кипеть. Почему вода так долго не закипает? И сколько ценной информации я упущу из-за этого – страшно подумать! Наконец, я решила, что воду уже можно считать почти закипевшей, схватила чайник и залила брошенные в заварной чайник чаинки. Будем надеяться, что они заварятся. Молока или лимона у нас, разумеется, не нашлось, поэтому я поставила на поднос сахарницу, прихватила пару чайных ложечек, взяла поднос за ручки и осторожно потащила в гостиную.
Дверь гостиной оказалась закрыта. Ну, мама! Я оглянулась, ища место, куда можно было бы поставить поднос и освободить руки. Не нашла и решила тогда просто постучать в дверь носком своего ботинка.
– Войдите, – послышался мамин голос.
– Не могу. У меня руки заняты, – крикнула я в ответ.
Раздалось негромкое журчание голосов, а затем мама открыла дверь и виноватым тоном сказала:
– О, прости, дорогая. Я совсем забыла, что ты несешь нам чай. Поставь поднос на стол, поближе к мистеру Бубу.
Я поставила поднос, старательно избегая встречаться взглядом с Ови Бубу и стараясь не чувствовать себя кухаркой. Впрочем, если придется побыть в роли прислуги, чтобы услышать, о чем они говорят, я готова на такую жертву. Я подняла заварной чайник и повернулась, чтобы спросить Ови Бубу, класть ему сахар или нет, но мама перебила меня:
– Я сама разолью чай, дорогая. Спасибо, ты нам уже и так помогла. Теперь можешь пойти поиграть.
Поиграть! Когда это я играла, интересно знать? Мои щеки покраснели от смущения, мне было очень неприятно оттого, что мама выставляет меня перед Ови Бубу ребенком, и я отвернулась, чтобы мама не заметила моего раздражения, затем сделала книксен, пробормотала: «Да, мадам», и как можно медленнее пошла к двери, надеясь, что они начнут разговор раньше, чем я покину комнату.
Разговор они не начали, если не считать, конечно, слов Ови Бубу о том, как ему нравится именно этот сорт чая. Затем я закрыла за собой дверь, и голоса мамы и Бубу слились в неразборчивое бормотание.
Наскоро убедившись, что в коридоре, кроме меня, никого нет, я забежала в соседнюю комнату и приложила ухо к стене, надеясь, что мне удастся хоть что-нибудь услышать.
– Со стаканом лучше слышно.
Я подскочила от неожиданности, обернулась и увидела сидевшего на диване Генри с книжкой в руках. Он закрыл ее и поднялся на ноги.
– Кто там, и почему ты подслушиваешь? – спросил он.
– Там мама разговаривает с этим странным египтянином. Мне хочется знать, о чем они говорят.