Книга Блаженств - Анна Ривелотэ

Когда-то в романе Эриксона «Дни между станциями» меня удивила одна деталь. Автор, мастерски владеющий словом, описывал чувство главного героя к девушке, с которой он вместе вырос и которую безумно любил. Когда герой гулял по саду, ее лицо виделось ему в сплетении ветвей. Мне тогда показалось странным, что Эриксон прибег к такой тяжеловесной, чересчур сентиментальной словесной конструкции. Но лишь войдя в аллею, я поняла, какой точной была эта фигура речи. Образы моего вечного возлюбленного были везде, они были запечатлены в каждой мельчайшей частице материи. Это было совершенное обладание, свободное от страдания, в которое вечно ввергает влюбленных ненасытность. И в этом состоянии, казалось, можно вовсе обойтись без секса, потому что каждый вдох — это полное любовное слияние. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что Йоши исключительно талантлив в любви. Наверное, этот талант — в неутолимом интересе, во всепроникающем любопытстве к предмету. Он ищет подобия, максимального количества точек соприкосновения с любимым существом, находя в этом главную радость. И конечный результат идеально исполненной любовной истории — как раз смена агрегатного состояния. Исчезая из чьей-то жизни, идеальный любовник остается в ней незримо, заставляя человека чувствовать крошечные электрические разряды в солнечном сплетении, напоминая о себе снова и снова. Такое завершение безболезненно, даже если знаешь, что больше никогда не суждено увидеться.

Это абсолютно не значит, что Игорь начисто лишен любовного таланта, просто он лишен возможности проявить его со мной. После всех попыток приручить, прибрать его к рукам как мужчину я вдруг четко осознала, что люблю в нем чистую, гармоничную сущность, его великий комический дар и неукротимую волю к усовершенствованию себя и всего, что его окружает. И теперь мне, как прилежной ученице, нужно что-то делать на практике с этим знанием. Перестать наконец ревновать и выдумывать то, чего нет. Принять ситуацию. Если так можно выразиться, подчиниться своему знанию. Получив это знание, я была на седьмом небе от того, что нерешаемая головоломка наконец-то так удачно сложилась, а вот теперь я наедине с грустными мыслями. Что поделать — во многой мудрости многая печаль.

Прости меня, Игорь, читающий эти строки. Теперь ты знаешь, от чего действительно я плакала по ночам. То, чего мы в наших любовных союзах не подозреваем, чураемся, не желаем знать. Сама возможность этого нас страшит, как затаившаяся в постели змея. Когда мы обнимаем кого-то — со страстью или просто чтобы охладить пылающий живот, — возможно, наш близкий кто-то внутренне плачет от подмены. Его воротит от нашего запаха, но он стоически обнимает нас в ответ, потому что мы — его способ быть счастливым с одной рукой. Это вещи, в которых двое никогда друг другу не признаются, учтиво симулируя обоюдный оргазм. Не из трусости — из чистого гуманизма. Это самые грустные вещи на свете, но стыдный, молчаливый, страдающий гуманизм, с которым берегут друг друга постылые, неродные люди, внушает мне веру в человечество.

Если наш близкий кто-то пойман на слезах подмены, он говорит, что плачет от избытка чувств, даже от счастья. Он говорит: Потому что я так люблю тебя! — но эти слова адресованы не нам. В лучшем случае — Богу.

Юлий иногда, не часто, навещал Кая в Бостоне. Кай всегда был рад брату, но Матильде передавал лишь сухие приветы. Однажды Юлий спросил его:

— Неужели ты все еще на нее злишься?

Кай беспокойно расхаживал по кабинету, опираясь на палку: после аварии он приволакивал ногу. Остановившись, он посмотрел Юлу в глаза и сказал:

— Юлик, эта женщина — Снежная Королева. Она забрала мой глаз и твое сердце. За что мне любить ее?

Он сказал это так твердо, словно заучил фразу, как «Отче наш». Но настоящей уверенности в его голосе не было, и Юл это почувствовал.

В тот раз он привез Мати из Бостона роскошный меховой палантин, как ни нелепо было везти меха в Россию.

— Вот, это послал тебе Кай. В знак примирения.

— Правда? — Мати восхищенно ощупывала подарок.

— Нет.

— Зачем же ты врешь?

— Я не вру. Я создаю информацию, которую хочу облечь материей. Трансформирую действительность, если тебе угодно.

Юлий набросил мех на плечи Матильды и обнял ее сзади.

— Просто я очень устал и хочу, чтобы вы помирились.

Видимо, трюк Юлия сработал, как всегда срабатывают подобные трюки. Не так, не там и не тогда, но они срабатывают, несомненно. Вскоре Мати получила по электронной почте письмо от Кая. Она сохранила его в особой папочке своего почтового ящика. Вот оно:

Дата: 14.12.06 05:31

От кого: Kay Granich

<[email protected]>

Кому: [email protected]

Тема: Привет

>Здравствуй, Мати.

>

>Твой адрес я узнал от Юлия.

>Наверное, мне следовало

>написать тебе раньше,

>но раньше я

>не мог.

> Наверное, Юл рассказал

>тебе, как я устроился в

>Штатах и чем >живу.

>Черт, как, оказывается,

>трудно писать

>письма. Короче, пусть

>будет не

>очень складно, но ты

>поймешь.

>Примерно через год после

>того, как я сюда приехал,

>мне

>снился странный

>сон. В нем было одно

>короткое, но очень яркое

>переживание.

>Я будто

>брился у зеркала и вдруг

>почувствовал, что у меня

>зачесался

>левый глаз.

>Не то, что от него

>осталось, а сам глаз, и не

>зачесался, а

> как-то

>заворочался, что ли.

>Я снял тогда повязку и

>увидел, что на

>месте

> глаза у

>меня огромная жемчужина.

>Такого размера, какого было

>мое

>собственное

>глазное яблоко. Аккуратно

>так стоит под веками.

>И я видел

>ею, этой

>жемчужиной. Во сне я,

>помню, дико обрадовался.

>Потом, как водится,

>проснулся и огорчился. Вот.

>А после этого стали

>твориться какие-то